Нортенгерское аббатство (пер. В.Литвинец)
Шрифт:
Когда они вышли к галерее, ее волнение было настолько сильным, что она едва могла говорить – лишь время от времени поглядывала на свою подругу. Элеанора казалась помрачневшей, но, тем не менее, держала себя в руках. Ее спокойствие говорило о том, что она уже привыкла ко всему, что напоминало ей о матери. Вот она наконец прошла через тяжелые двери и прикоснулась к замку. Кэтрин, чуть дыша, повернулась, чтобы закрыть за собой на всякий случай эти передние двери, как вдруг заметила в дальнем конце галереи страшную фигуру – фигуру самого генерала. В тот же миг до ее ушей донесся громкий крик «Элеанора», эхом отозвавшийся во всем здании. Поскорее спрятаться – таким было первое инстинктивное желание Кэтрин, хотя она почти не надеялась, что осталась им не замеченной. Когда ее подруга с виноватым видом пробежала мимо нее, подошла к отцу и тотчас же ушла
В утренней столовой было шумно и весело. Генерал представил ее собравшимся как подругу своей дочери, при этом он, похоже, очень ловко скрывал свою ярость, что позволяло ей чувствовать себя пока в безопасности. Элеанора, будучи не безразличной к тому, что думают о ее отце, улучила момент, чтобы сказать:
– Отец просто хотел, чтобы я ответила на одну записку.
После этого Кэтрин стала надеяться, что генерал либо действительно не заметил ее, либо из соображений вежливости делает вид, что не заметил. Успокоившись, она уже не боялась находиться в его присутствии. Ничего не произошло и после того, как гости уехали.
Во время своих утренних размышлений она пришла к решению, что в следующий раз отправится к этой запретной двери одна, без сопровождающих. Будет намного лучше, если Элеанора тоже ничего об этом не узнает. Кроме того, зачем лишний раз подвергать ее опасности, если их вдруг опять обнаружат; зачем заставлять ее входить в комнату, от которой у нее сжимается сердце? И потом, на свою дорогую гостью генерал не станет так кричать, как на дочь. Наконец, она не сможет сделать тщательный осмотр, если кто-то будет рядом. Маловероятно, что ей удастся объяснить свои подозрения Элеаноре, которой в голову до сих пор, похоже, ничего подобного не приходило. Не сможет она в ее присутствии и искать доказательства жестокости генерала, которые, возможно, еще сохранились где-нибудь в комнате. Она была уверена, что ей посчастливится найти какую-нибудь улику, например, обрывки дневника, который миссис Тилни вела до самого своего последнего вдоха. Итак, теперь все было в руках Кэтрин; поскольку она хотела управиться с этой тайной до возвращения Генри, чей приезд ожидался завтра утром, она не могла терять больше ни минуты. Было всего четыре после полудня; значит, солнце продержится над горизонтом еще два часа; ей будет необходимо вернуться лишь на полчаса раньше обычного, чтобы одеться к ужину.
Таким образом, до того как часы перестали бить, Кэтрин уже шла по галерее. Времени на раздумья не оставалось; она спешила вперед и вскоре, стараясь делать как можно меньше шума, проскользнула через двери, не остановившись даже, чтобы обернуться или перевести дыхание. Подбежав к нужной комнате, она повернула замок, не издавший, к счастью, ни единого звука, который мог бы кого-либо насторожить. Кэтрин вошла на цыпочках; вся комната была теперь перед ней. Однако прошло несколько минут, прежде чем она сделала второй шаг. Похоже, ей снова не повезло. Она увидела просторное помещение, красивую кровать с аккуратно сложенным служанкой покрывалом, великолепный камин, шкафы из красного дерева и полированные стулья, на которые через два подъемных окна падали теплые лучи заходящего солнца. Кэтрин ожидала, что ее наполнят совсем другие чувства. Сначала было удивление и сомнение, но вскоре, благодаря здравому смыслу, они сменились горьким чувством стыда. Как грубо она опять ошиблась в своих расчетах! Эта комната, которую она считала особенно древней, учитывая ее расположение, оказалась крайней именно в той части дома, которую перестроил отец генерала. Она заметила еще две двери, которые, возможно, вели в туалетные комнаты, но желание заглянуть хотя бы в одну из них у нее уже не возникло. Осталась ли здесь вуаль, которую миссис Тилни надевала в последний раз? Сохранилась ли книга, за чтением которой ее застал муж? Конечно, нет. Каким бы не было преступление генерала, он действовал не настолько глупо, чтобы оставлять после себя следы. Кэтрин устала от собственных вопросов; она не желала больше ничего осматривать
– Мистер Тилни! – воскликнула она голосом, выражавшим крайнее изумление. Он, казалось, был удивлен не меньше. – Боже мой! – продолжала она, не дожидаясь его ответа. – Как вы здесь оказались? Почему вы на этой лестнице?
– Почему я на этой лестнице? – повторил он. – Потому что так ближе всего от конюшни до моей комнаты. Зачем же мне подниматься по другой лестнице?
Кэтрин густо покраснела и не смогла произнести ничего больше. Он, похоже, пытался прочесть ее мысли по выражению лица, но она поспешила к галерее.
– А могу я, в свою очередь, – начал он, закрывая двери, – поинтересоваться, что здесь делаете вы? Этот коридор, по-моему, не находится на вашем пути из столовой в спальню.
– Я ходила, – проговорила Кэтрин, опустив глаза, – взглянуть на комнату вашей матери.
– Комнату моей матери! А что там такого необычного?
– Нет, совсем ничего. Я… я думала, вы не приедете до завтрашнего утра.
– Когда я уезжал, то, признаться, и сам не думал, что вернусь так скоро; но три часа назад я обнаружил, что меня больше ничего не держит. Почему вы так бледны? Неужели я напугал вас, поднимаясь так быстро по ступенькам? Вы, должно быть, не знали, что эта лестница ведет к служебным помещениям?
– Нет, не знала. Сегодня, наверное, очень приятный день для прогулок верхом.
– Да, очень. А Элеанора, значит, оставила вас одну бродить по всем этим комнатам?
– О, нет! Она показала мне большую часть дома еще в субботу. Здесь мы тоже проходили, только вот, – Кэтрин запнулась, – с нами был ваш отец.
– И он помешал вам, – заключил Генри, поглядывая на нее с интересом. – Вы уже осмотрели все комнаты в этом крыле?
– Вовсе нет, я только хотела посмотреть… Уже, наверное, поздно. Я должна пойти переодеться.
– Сейчас только четверть пятого, – заметил он, взглянув на часы. – Вам незачем спешить, вы не в Бате. Здесь нет театров и вечеринок. В Нортенгере на все приготовления вполне хватает и получаса.
Она не стала спорить и, потому, была вынуждена остаться, несмотря на то, что ее страх перед дальнейшими расспросами заставлял ее желать – впервые за все время их знакомства – поскорее уйти. Они медленно пошли дальше по галерее.
– Вы уже получали письма из Бата?
– Нет, и это меня удивляет. Изабелла пообещала так честно сразу же написать мне.
– Пообещала так честно? Честное обещание! Это что-то новое. Я слышал о честном выполнении, но честное обещание… Впрочем, это не столь важно. Комната моей матери кажется очень удобной, не правда ли? Просторная и светлая; и туалетные комнаты расположены так удачно. Я всегда считал, что это самая лучшая комната в доме. Странно, что Элеанора не хочет занять ее. Полагаю, это она вас направила сюда?
– Нет.
– Выходит, это было чисто ваше решение?
Кэтрин ничего не ответила. После недолгой паузы, во время которой Генри внимательно наблюдал за ней, он продолжил:
– Если эта комната не вызывала у вас праздного любопытства, значит, вы пришли сюда из уважения к моей матери, чей характер, наверное, описала вам Элеанора, которая очень дорожит ее памятью. Во всем мире, думаю, не было женщины лучше нее. Однако обычные домашние качества человека редко вызывают в другом жгучий интерес, который может повлечь за собой визит, подобный вашему. Полагаю, Элеанора очень много рассказывала вам о ней.
– Да, очень. То есть, нет, совсем не много; но то, что она рассказала, меня очень заинтересовало. Ее внезапная смерть, – произнесла она с нерешительностью, – и то, что вас никого тогда не было рядом. А ваш отец, я подумала, не очень-то был к ней привязан.