Нос

Беляев Роман

Пройдя по коридору до зала, встав в проходе, я сказал, что пойду помою руки, и в этот же момент заприметил, что людей нет. Нет, они как бы есть, но их меньше, чем я ожидал: Марк и Саша, к которым я скоро присоединюсь, и… Света. «Вроде её Света зовут, да», – вспоминал я. В последний раз, когда я видел девушку в таком платье, её звали Света. Ну и всё. Я думал, что будет больше. Мне кивнули, и я отправился в ванную комнату.

В ванной комнате светил белый свет, а не светло-жёлтый, как во всей остальной квартире. Я принялся мыть руки, попутно осматривая её. Ничего необычного, но как же удобно, когда туалет не в одной комнате с ванной. Как меня раздражало, когда я в детстве купался в ванной, а кому-нибудь приспичивало поссать,

и приходилось вылезать из воды и открывать дверь, а потом залазить обратно и слушать все эти звуки отвернувшись… По мне прошла волна жужжащего нервного раздражения и я дёрнул плечом, чтобы его снять. Как всегда, получилось. Тепло воды согревало меня после долгой зимней прогулки, и от этого тепла кожа на моём лице будто бы начала стягиваться. Очень странное ощущение. После этого я переключил внимание на различные тюбики с кремами и бутылки шампуней, стоящие там и тут, на забавные мочалки, и, пока переводил взгляд на полотенца, что висели над стиральной машиной, успел заметить в ней полную камеру белья. У меня пронеслись мысли о женских трусах, которые могут быть найдены в ней, в частности Саши и матери Марка, которая, к слову, весьма симпатичная женщина. Но мой интерес к женским трусам всегда обрывался омерзением от мысли, что я их нюхаю. Вернее, от мысли о запахе, который я вынюхаю. Потому что за запахом приятным женским идёт запах мерзотный грязный ужасный. Фу бля. И если их нюхать, то надо нюхать правильно: издалека, медленно приближаясь, чтобы не почуять резко отталкивающий запах, от которого травмируется психика, но уловить приятный женский запах. Но теперь, даже когда я думаю о приятном женском запахе, он вдруг стал неприятным. Фу бля. Видимо потому, что я сейчас не хочу ничего, связанного с еблей. В пизду. Хотя нахуй короче. Кстати, о хуях…

Я вспомнил, что после событий на остановке у меня остался грязным член, который сейчас, как нельзя кстати, можно сполоснуть без особых проблем и вопросов. Я расстегнул штаны, опустил их и трусы вниз до колен, немного приподнялся на цыпочки и сунул член под струю тёплой воды. Кровавые следы, несмотря на их лёгкость в цвете, отмывались не особо охотно. Поэтому одну руку я намылил, после чего принялся намыливать пенис. Оттирание заняло некоторое время, не совсем приятное, несмотря на характер движений, и хорошо, что на двери есть щеколда, и что санузел раздельный, и что никому не понадобилось срочно зайти сюда. В конце концов, мне удалось отмыть его, чему я был относительно рад, испытывая противоречивые чувства.

Сполоснув после всего этого ещё раз руки, я вытер их, думая о том, что здесь забыла Света. Я виделся с ней пару раз до этого, она, вроде, одногруппница Саши в универе, но… Она как-то запоздало пошла на учёбу, что ли. Ей около тридцати или даже чуть больше. Конечно, это может быть её второе или третье образование, но за такими вещами, обычно, ходят на заочное отделение, а не на очное. Да и с чего бы ей тусоваться с такими, по её меркам, малолетками? Видимо есть с чего.

Вернувшись в зал, я застал Марка, бацающего что-то на гитаре, и девушек, которые его слушали. Только я сел на диван напротив них, как Марк перестал и играть и спросил меня:

– Слушай, а как ты вошёл? Ты же по домофону нам не звонил? – вопрос его действительно волновал.

– Нет, не звонил.

– А кому ты звонил?

– Никому. Домофон у вас не работает – заходи кто хочешь.

– Бля… – выдохнул он. – Ладно, скажу бате, пусть разберётся. А то не зря же он деньги тратил. Ща любой бомжара сможет зайти.

– А где они, кстати? – спросил я Марка про его родителей. Они редко позволяют ему устраивать дома тусовки, хотя то, что сейчас происходит, тусовкой назвать никому в голову не придёт.

– Кто? Бомжи? – этой шутки стоило ожидать от него.

– Нет, твои родители.

– Они улетели в отпуск куда-то в тёплые страны, – в его словах чувствовалось некое равнодушие к их отсутствию.

– А

тебя почему не взяли? – задал я вполне логичный вопрос.

– Да я сам не захотел.

– А чё так?

– Да что там с ними делать? В море купаться? Накупался уже за столько лет. Чего я там не видел?

– Ну… – я сам на море никогда не был, интереса к нему особо не испытывал, и, в принципе, если там и можно увидеть что-то интересное, то наверняка это зрелище на один раз и возвращаться за ним снова смысла нет. Поэтому, наверное, я его понимал. Но раз уж начал беседу, то надо вести её до конца. – Ну, сейчас же зима, а там тепло, а все любят тепло и не любят холод.

– Ну, я холод тоже не очень люблю, но зима мне нравится. Это очень романтичное время. И холод, в принципе, терпим, пока не слишком холодно.

– Я с тобой согласен. Холод лучше жары, потому что от холода можно просто теплее одеться, а от жары спастись гораздо труднее. И зима… Да, это очень магическое время.

– Я сказал романтическое.

– А я сказал магическое. И именно это я и имел в виду.

После этого появилась небольшая пауза, в которой Марк рассматривал свою гитару и двигал пальцами по струнам, Саша улыбалась мне и смотрела на меня, а Света смотрела куда-то в стену, задумавшись о чём-то. Наверное, задумавшись о чём-то.

Я ощутил чувство, которое появляется, когда встречаешься с кем-то, кого давно не видел, и в вашей жизни многое произошло, и вы, вроде как, готовы об этом рассказать, но молчите. Мне кажется, что это потому, что просто глаза разбегаются между всеми темами, которые хочется обсудить, и трудно выбрать ту, с которой начать, и в итоге ничего не выбирается и ничего не начинается, и вы просто молча сидите, как будто в вашей жизни ничего не происходило интересного. Хорошо, что эту стрёмную паузу разбила Саша:

– Ой! Ты, наверное, кушать хочешь? – задорно спросила она меня. Я не ощущал особого голода пока она не спросила меня об этом.

– Да, знаешь, я бы чего-нибудь скушал.

– Ну пойдём тогда на кухню, посмотрим, что у нас есть, – распорядилась она и мы с ней последовали на кухню.

Из окна кухни открывался неплохой вид на соседние дома. Вообще, я думаю, у нас в городе трудно найти плохой вид из окна. Нет, вернее, при желании в любом виде можно найти изъяны, типа не видно великого ижевского моря, или великих гор, на которых расположены района города, или заповедных заросших пустырей с древней растительностью и доисторическими животными, но бля… Если не иметь желания видеть только плохое, то многие виды из многих квартир многих домов в городе очень даже неплохи. За исключением совсем какого-то угнетающего говна в духе каких-нибудь полузакрытых дворов с чужими окнами напротив своих. Вот это действительно ебануться можно от такого вида. Уверен, многие уже и ебанулись.

Когда мы вошли, Саша зажгла на кухне свет, и вид из окна внезапно пропал и вместо него я теперь видел лишь отражение нас в заоконной темноте. Удивительное явление света, порождающего своим присутствием тьму, но не тень.

Саша открыла дверцу холодильника, обдавшего её мягким светом из своего нутра, и начала перечислять: «Ну… У нас осталась ещё нарезка, немного салата с крабовыми палочками, рыба копчёная ещё немного есть, бутербродики ещё остались. С рыбой, с овощами, с колбаской и сыром. Ну и рагу есть овощное. Но оно позавчерашнее, так что не знаю…».

Подумав и посовещавшись с животом, который посылал мне чувства голода, я решил, что предпочту что-то более плотное, чем нарезка или салат. Пусть рагу позавчерашнее, но хранилось-то оно в холодильнике. Ничего с ним не стало, оно съедобное. Так что…

– Можно рагу?

– Уверен? – спросила она, приподняв одну бровь.

– Ну да. А что с ним будет? Позавчерашнее не так уж и плохо. Вот если б оно было недельное…

– Ну смотри сам. А бутербродики?

– Ну, наверное, давай… – о бутербродиках я не подумал, поэтому не знал, хочу ли я их.