Носитель фонаря
Шрифт:
Акимыч, все еще не растерявший энтузиазма, распахнул окно и чуть не вылез в него.
– Слушайте, – крикнул он, – мне кажется, что в ворота стучат молотком! Сейчас позырю что там.
И он выпрыгнул в окно.
– И манеры у некоторых, – сказал Лукась, – совершенно не соответствуют занимаемому ими положению.
– Сказала бы я тебе про наше положение, – вздохнула Ева, – но, мне кажется, еще никто из нас толком не понимает кошмарный масштаб авантюры, в которую мы ввязались. Владение таким замком – это же еще и большая политика, ну.... постольку-поскольку.
– Эй! – заорал Акимыч, – выпрыгивайте, к нам тут пришли.
Я бы и выпрыгнул, но под суровым взглядом Лукася мы все с достоинством покинули зал и долго шествовали к парадному входу. Акимыч торчал у ворот, отодвинув задвижку смотрового оконца.
– Ну что, открываем? Это неписи.
К счастью тяжеленные металлические ворота открывать надобности не было, в них была вделана обычная дверь вполне умеренных размеров. В каковую дверь к нам и пожаловали староста Буже, староста Купо и Гравияр, кузнец.
– Мы прибыли, господин, по вашему повелению – безошибочно обратился ко мне Буже.
– Как и было указано в письмеце, «для получения дальнейших распоряжений», – подхватил Купо.
Гравияр ничего не сказал, стоял, молча вцепившись в опаленную кудлатую бороду.
– Сперва кузнец нужен, – заволновался Лукась. – Эй, любезный, идите-ка сюда!
Гравияр осмотрел поверженного Хохена, поднял перчатку, зачем-то ее понюхал.
– Древняя работа, – пробасил он, – тонкая работа. Вы уж не гневайтесь, господа, но мне умения не хватит такую работу править, редкий мастер за такое возьмется.
– Слушайте, – сказал я огорченно, – а нельзя без тонкости и умения просто заплатки на эти дырки набить и перчатку как-нибудь приделать? Скобы какие-нибудь поставить, запаять?
– Что же вы такое говорите, господин, – даже испугался Гравияр, – это кто же возьмется такое паскудство сотворить, тут работа древняя, тонкая!
– И что? Просто приклепайте чертовы заплатки!
Тут Гравияр бухнулся на землю и ударился лицом о камни.
– Простите меня, господин, но не могу я на такое пойти, Гериль меня проклянет, руки отсушит, всяк сверчок знай свой шесток, не можем мы за такую работу браться, не ученые мы.
– Встаньте же, Гравияр, ненавижу когда у меня в ногах ползают. Я вовсе не гневаюсь, а расстраиваюсь. Понимаете, там внутри наш друг, он пока как бы призрак…
Тут Гравияр взвыл и быстро-быстро пополз задом к стене, прижался к ней и забормотал молитву, отгоняющую нечистую силу. Старосты тоже сделали шаг назад, но, видимо, положение обязывало их держать лицо в сложных ситуациях.
– Не сердитесь на кузнеца, – сказал Купо, – коня подковать, меч наточить, лемех подправить, кастрюлю запаять – это он может. Да куда ж ему в магию-то соваться, мы тут люди простые, таким вещам не обучены.
– А кто обучен? – спросил Лукась, скрестив руки на груди и выставив вперед мосластые локти. – Есть в окрестностях хоть кто-то, кого можно было бы позвать?
– Это вам в Ноблисе мастеров
– Про летает – враки, – сказал Акимыч. – Нету тут механических летающих аппаратов. В Таосани только на воздушных змеях пытаются, и то хреново выходит.
– Значит, будем искать в Ноблисе и Шоане, – сказала Ева. – Лукась, не смотри ты так глазами зарезываемого баранчика! Починим мы твоего Хохена, лучше прежнего будет. А вас, – обратилась она к Купо и Буже, – я попрошу проследовать за мной, нам с вами нужно многое обсудить.
Проследовали за Евой и мы с Акимычем – Лукась же остался сидеть рядом с Хохеном, рассказывая тому что-то успокоительное, а Гус, к тому времени пристроившийся в копне сена у конюшни, предался своему любимому занятию – глубокому сну с громким храпом. По дороге мы выпустили за ворота кузнеца, который все еще был бледен и молчалив.
– Ну вот, – подумал я, – сейчас по деревне поползут слухи, что в замок вселилась толпа злых колдунов. Неровен час к нам инквизиция какая-нибудь пожалует. Хотя о чем это я, тут, вроде, волшебством все, кому не лень занимаются.
Глава 18
Разговор Евы со старостами был великолепно драматичен. Старосты были угодливы и льстивы, при этом любые попытки выбить из них хоть что-то – встречали ожесточеннейший, хотя и тщательно замаскированный смирением отпор.
Все было ну никак,совершенно никоим образом нельзя и невозможно. Послать человека на фермы с инспекцией – так народишко тупой, ничего не поймет да все перепутает, тем более и слать некого, на сенокосе все, травы полягут, сейчас и по ночам косят, благо ночи ясные, о такую пору и не найдется никого по распоряжениям бегать…
Ева взялась за сенокос и выяснилось, что на половине замковых лугов люпусы коняк своих пасли, потому там и косить нечего, что касается второй половины, то там место такое, что та трава, которая не помокла, та посохла, совсем негодная трава, никудышная, но уж если господа приказывают, то их честные слуги скосят, посушат, отвезут да продадут себе в убыток, а чтоб совсем ноги не протянуть, то возьмут за труды всего две трети от суммы проданного. А если госпожа так осерчала, то уж наверное у нее найдется кого на эту работу послать, оставив деревенских бедолаг в их трудах и скорбях.
В какие-то моменты я начинал серьезно опасаться, что Ева приделает обоих старост молнией, но она ничего, молодцом держалась. Даже просьба прислать нам из деревни, – за наши деньги! – провизии была дружно встречена таким нытьем и кряхтением, что, казалось, мы заставляем господ Купо и Буже не колбасу с хлебом покупать, а идти с вилами на огнедышащего дракона.
– А чего ты хочешь, Евик – сказал Акимыч, выпроводив наших неприятных гостей. – Если в непися вмонтирована программа скупердяйства, он же ничего с ней поделать не может, он удавится, но копеечку утянет.