Носитель фонаря
Шрифт:
И тут с потолка посыпалась земля, упали, разматываясь, длинные связки корней, и на белый песок пещеры с грохотом свалился Хохен.
– Сработало! – воскликнула Ева.
Хохен без всяких вступлений сразу пошел в атаку. Меч скрестился с дубиной. Столкнувшись в воздухе, металл и окаменевшее дерево отскочили друг от друга. При всей своей кажущейся неуклюжести дикарь двигался столь же стремительно, как и Хохен, (хотя оба, на мой взгляд, порядком уступали в ловкости Шаандри Алексаа), казалось, что дикарь неуклюже отпрыгивает и столь же неуклюже кидается в атаку, но он как-то успевал обходить черное лезвие. Жилы на его теле набрякли, завоняло от него, как от десяти козлов, видимо, так пахнет истинная ярость. Когда край дубины скользил по доспеху Хохена, пещера наполнялась
И все-таки постепенно дикарь сдавал. На порезах его словно крупные красные ягоды набухали капли крови и забрызгивали белый песок. Пусть оба противника и принадлежали к царству духов, но в дикаре было больше жизни, или не жизни, или как это еще называется. Он начал тяжело дышать и явно экономить силы. Дубина его весила, наверное, килограммов триста, во всяком случае, ударив по стене, она с легкостью отбивала пластинки камня. Попади этот древний молот прямо по панцирю, и Хохен, полагаю, был бы смят как консервная банка, но стремительные движения доспехов были так точны, словно Хохен знал, куда в следующую секунду ударит соперник. Ева от нервов вцепилась мне когтями в плечо, Лукась и Гус тоже смотрели совершенно завороженно. Жаль что Акимыч такой красоты не видит. И тут дикарь совершил ошибку. Отведя дубину назад и используя ее, как таран, он прыгнул на Хохена, намереваясь впечатать того в стену, обогнув зону поражения меча. Но Хохен успел отступить на полшага назад, и дикарь налетел грудью на черное лезвие, которое вышло у него между лопатками.
Он еще долго не умирал. Выронив дубину, он тянулся лапищами к Хохену, пытаясь нанизать себя на меч дальше, чтобы схватить война за шлем и оторвать врагу голову, но Хохен удерживал его на слегка изогнувшемся лезвии, не давая приблизится к себе. Потом резко выдернул меч. Кровь фонтаном хлынула из раны, дикарь упал на ставший красным песок. Мы приблизились.
– Достойный противник, славный бой! – прохрипел дикарь, глядя на нас мутнеющими глазами. – Свобода! Наконец я иду к моему народу. Вскройте курган и сожгите мое тело, дабы мой путь был легким.
– Сами копайте древний курган пилкой для ногтей и ложкой, – ворчал Лукась.
– Что было в инвентаре, тем и копаем, – огрызнулась Ева, – Гус вон вообще голыми руками землю гребет.
– Ты сравнила его руки с моими! У меня маникюр, между прочим.
– Вот и копай теперь пилкой для ногтей, а не мечом, как нормальный мужик.
Сама она, как и я, орудовала ножом. Слава богу, земля была не такая уж и плотная, сухая и отваливалась большими комками.
– А есть на чем его сжечь-то? – спросил я, оглядываясь.
– Найдем, – ответила Ева, – у меня огненная школа, конечно, базовая, но уж древние косточки я сжечь сумею, особенно если их предварительно маслицем из фонаря полить.
Древние косточки вскоре нашлись – не знаю куда делись все трупы жертвенных воинов и красавиц, в кургане лежал лишь один скелет, сжимавший костями пальцев совершенно окаменевшую дубину, которая в реальности была раз в пять меньше, чем та, что мы только что наблюдали. Да и скелет не был таким уж громадным, с Акимыча примерно ростом.
– Интересно, а где сокровища? – спросил Лукась, оглядывая раскоп.
– Вот они, – сказала Ева, снимая с черепа какую-то черную трубу, свернутую кольцом.
– Как-то это не выглядит чем-то дорогим. Хотя откуда у первобытных жителей золотые короны были бы?
– Это не золото, – кивнула Ева, – это гораздо ценнее – цельный кусок астерита.
– Ух ты, – присвистнул Лукась.
– А что такое астерит? – спросил я
– Это то, что не добудет ни один шахтер. Небесный дар, метеоритное железо. В Альтрауме нет лучше металла для лезвий. Ну, почти. Меч из астерита тысяч сто будет стоить, а тут… тут на один меч точно будет. Хотя, конечно, работа, другие сплавы, не забываем
Мы сложили кости кучкой, облили маслом и Ева некоторое время кидалась в этот сомнительный костер фаерболлами, пока от древнего вождя не осталась россыпь пепла на песке. И в тот же момент посреди пещеры засверкала пленка инстанса – нас явно приглашали на выход.
Глава 30
Несмотря на то, что вчера после всей суматохи, рассказов, планов и веселья спать все отправились бог знает когда, проснулся я с первыми лучами солнца. Хорошо, не с первыми, а с пятыми. С шестнадцатыми. В общем, рано. И обрадовался этому. Пока все отсыпаются, я, наконец, могу заняться тем, по чему страшно соскучился. Погладив удочку в инвентаре и подготовив наживку, я ссыпался по лестницам во двор, предвкушая солнечные блески на еще тихой утренней воде и подрагивание поплавка между листьями кувшинок, которыми зарос наш берег Шамы, там, где он образовывал тихую бухточку. Я уже почти вышел за ворота, но, услышав ругань с другой стороны замка, пошел взглянуть, что там стряслось. Дворецкий Фрей, то воздевая руки к небу, то возмущенно указывая ими долу, вопрошал у двух растерянных слуг – почему во дворе замка имеется дыра в брусчатке, в брусчатке, которую третьего дня только уложили по всем правилам высокого искусства мощения?! За спиной дворецкого туда-сюда бродил Хохен, имея вид самый невинный.
Я услышал гогот от конюшни и увидел, что паче чаяния Гус тоже бодрствовал и на данный момент трепался о чем-то с парой конюхов, прислонившись спиной к возу, на котором высился целый стог зеленого сена. Увидев меня, он махнул – иди, дескать, сюда! Правильные иерархические отношения хозяина со слугой у нас с ним как-то не сложились. Я подошел.
– Слушай, покажи Мурку и Бофину это свою облизьяну.
Я сперва не понял, о чем он, потом понял и достал из инвентаря обезьянку, провернул ключик в ее желтой плюшевой спине до упора, выбрал местечко почище и опустил ее на камни. Обезьянка начала кувыркаться, Гус захохотал басом, Мурк и Бофин тоже схватились за животы. И тут в этой какофонии всеобщего веселья раздалась новая нота, как будто кто-то ржавой пилой водит по горе битого стекла, при том эта гора еще и лежит на гнутом листе ржавой жести. Я даже не сообразил сперва, что эти звуки издает Хохен, но он их издавал. Я с ужасом понял, что он, кажется, так смеется. Продолжая скрежетать, рыцарь вдруг ударил себя кулаками в грудь, наполнив двор гулом, а потом из-под его шлема вдруг вырвался яростный, почти человеческий вой. Одним ударом своего тяжелого железного сапога Хохен раздавил обезьянку и застыл, склонившись словно в поклоне.
– Что происходит?! – из-за угла замка к нам спешила растрепанная Ева, – почему квест изменился?
Я сообразил, что во время выступления Хохена у меня перед глазами действительно выскакивала какая-то табличка, но я ее смахнул, как отгоняют назойливое насекомое, так был увлечен происходящим.
Я вызвал квестовую панель.
«Сопроводите владыку Хохена к месту его рождения»
– Что тут непонятно? – спрашивал Акимыч, подпрыгивая на стуле, – он родился в Таосань, значит, везем его в Таосань!
– Угу, – сказала Ева, – только вообще-то Таосань – континент побольше Трансильвии – и куда прикажешь его везти?
– Да там еще и гражданская война, – напомнил я.
– Вообще там достаточно и мирных провинций, – сказала Ева, – нужно же нубам где-то появляться, а игрокам отдыхать. Думаю, что правильнее все же будет еще раз встретиться с настоятелем, все равно в Таосань удобнее всего добираться через Мантис.
– А не проще будет портануться в Шоан и оттуда, например, до Вивана? Он же строго на восточном побережье, там до Таосань по прямой.