Носитель Искры. Враг моего врага
Шрифт:
— На первый взгляд это действительно кажется чушью или даже бредом сумасшедшего, но это правда. И на этот раз мне совершенно всё равно, верите вы мне или нет.
— Я верю вам, учитель, — с фанатичными искорками в глазах произнёс Рианет, бросая недовольный взгляд на Сивиллу.
— Я тоже верю, — кивнула Геата.
— Я, честно говоря, не знаю, Лаз, — Ашадин потёр затылок, — звучит и правда как бред сумасшедшего. Но после знакомства с тобой я перестал удивляться чему бы то ни было, так что, пожалуй, готов принять и это. По крайней мере, раз ты так говоришь, то это не просто так.
Мастер Проявления, недовольно фыркнув, просто промолчала. Она, очевидно, поддерживать остальных не собиралась.
— Рад это слышать хотя бы от трёх из вас. Но, как я и сказал, это не важно. От того, верите вы
Сивилла, уже открывшая рот для очевидного колкого комментария, с громким щелчком захлопнула челюсть и недовольно воззрилась на Лазариса.
— Как я и сказал, Зверь — сущность иного уровня по сравнению с людьми. Его мощь вполне можно охарактеризовать как безграничную и он вполне подходит под определение бога этого мира. К нашему счастью, влияние Зверя на этот мир ограничено. Не скажу точно по какой причине, но даже отдача приказов культистам требует у него серьёзных усилий, благодаря чему Сфарру до сих пор можно считать сравнительно свободной от его влияния. Однако, когда я начал осознавать всё это, одним из первых меня посетил такой вопрос. Если Зверь не находится в Сфарре физически и даже самое банальное, на первый взгляд, действие, даётся ему с трудом, то каким вообще образом он связан с этим миром? Достаточно правдоподобных вариантов я вижу два. Первый: Зверь находится как бы вне этого мира, который защищён от его воздействия чем-то вроде пузыря или стены, настолько прочной, что даже ему не по зубам. В таком случае, чтобы влиять на происходящее, он должен каждый раз “протискиваться” в существующие в этой стене прорехи и щели, на что уходит большая часть его сил. И второй: Зверь внутри этого мира, но при этом находится, грубо говоря, под замком. Некая сила сдерживает его в плену и, опять же, его влияние на Сфарру — это лишь частички его силы, просочившиеся сквозь дыры в тюремной решётке.
— То есть ты не только предлагаешь нам поверить в существование бога, но и в то, что есть некая сила выше этого бога, либо запершая его в клетку, либо закрывшая от него целый мир? — непонятно, чего в голосе Сивиллы было больше, насмешки или шока.
— Именно так. И я прекрасно понимаю, как это звучит со стороны. Но я рассказываю только результаты своих исследований, опуская то, как я до них дошёл. Потому что не думаю, что вам будет интересно слушать о долгих месяцах наблюдений энергетического фона Сфарры, о прочтённых мной сотнях научных работах по этой теме, написанных за последние сто пятьдесят лет, о фактическом исследовании мной едва ли не каждого уголка этой планеты, об изучении моей собственной души и того, как она резонирует с этой реальностью…
— А это тут при чём?
— Терпение, я до этого ещё дойду, — заговорщицки улыбнувшись, произнёс Лазарис. — Мы здесь, в финальной точке маршрута и я расскажу вам всё, что должен. Итак, я остановился на том, что вариант с запертым Зверем считаю более вероятным. Почему? Всё очень просто. Я, да и вы тоже, наверняка знаете место, где находится эта тюрьма.
— Это… это оно?
— Не-не, — Рианет погрозил Геате пальцем, — это в Центральном океане, правильно?
— Точно, — одобрительно кивнул Лазарис, — в самом центре Центрального океана. Предположу, что именно из-за Зверя и его темницы весь Центральный океан и появился. Никого не смущает, что он такой идеально круглый? Или что даже с современным уровнем магии и технологий ни одному человеку или алкарн так и не удалось приблизиться к самой середине Центрального океана хотя бы на сотню километров? Шторма, бушующие там без передышек, глушат любую магию, а морские монстры сжирают любого, даже самого сильного Мастера. Так как океан существовал в Сфарре столько, сколько себя помнила цивилизация, вы приняли факт его существования, смирились с ним, и даже сейчас, в век научных открытий, не проявляете должной заинтересованности. А возможно, ваша пассивность в вопросах исследования Центрального океана тоже была подстроена Зверем, я бы не удивился. Возвращаясь к нашим баранам, я практически на сто процентов уверен, что в середине Центрального океана находится если не сама темница
На несколько долгих секунд воцарилось молчание, но затем, неожиданно, именно на лице Сивиллы появилось выражение осознания и неверия. Развернувшись в пол оборота к Лазарису, она широким жестом указала на неподвижную руну в центре пустоты, испускавшую во все стороны это приглушённое алое свечение.
— Ты хочешь сказать, что вот эта хреновина — ключ от той двери?!
— А ты всё-таки внимательно слушала, правда? — улыбнулся Мастер Хаоса. — Всё верно. Вы сейчас вряд ли ощущаете от него какую-либо энергию, просто странный светящийся кусок непонятно чего. Но поверьте, если бы вы видели то, что вижу я, вы бы ни секунды не сомневались в моём предыдущем рассказе. И если это не ключ от клетки бога, то я даже не знаю что.
— А может быть ты просто свихнулся и галлюцинируешь? — Сивилла, похоже, отпустила последние тормоза.
И все, включая её саму, уже ожидали закономерной реакции. Хотя Лазарис казался непробиваемым, на самом деле внутри него кипело адское пламя и вырваться наружу оно могло в любой момент. Однако вместо того, чтобы отправить Мастера Проявления в полёт, как он уже делал это не раз в ответ на её оскорбления, Лазарис лишь широко улыбнулся и неторопливо подлетел к Сивилле. Вот только от этой улыбки у бывшего агента тайной службы империи, видевшей и смерти, и пытки, и много других ужасов, душа ушла в пятки.
— А знаешь, может быть. Может я действительно спятил? Давай-ка… это проверим!
Не дав женщине даже шанса вывернуться, он схватил её за плечо и развернул лицом к ключу. Пару секунд ничего не происходило и Сивилла уже собиралась об этом заявить, но вдруг, без какого-либо предупреждения, безобидный, пусть и не слишком приятный свет, исходящий от странного нечто, обратился потоками самой настоящей, густой и обжигающей крови. Её поток рванулся к Мастеру Проявления, выжег глаза, испепелил кожу, расплавленным свинцом затёк в нос и рот, превратил тело в пепел. А когда от неё осталось лишь бьющееся в агонии сознание, кровь устремилась и к нему, протекла, просочилась в каждый уголок разума, и Сивилла ощутила, как из боли и страха рождается нечто новое и ужасающее. Гнев, Гнев с большой буквы полнил её мысли, сжигал их, напитывал яростью и ненавистью ко всему и вся. Мастер Хаоса, трое её спутников, те вещи, которые она делала по приказу Лазариса, те люди, к кем общалась, её работа в тайной службе, её сослуживцы, её друзья, её дом, её мир, её жизнь, её…
— Хватит с тебя, — выплюнул Лазарис, отбрасывая Сивиллу в объятья Ашадина.
На то, чтобы прийти в себя, Сивилле потребовалось несколько минут, однако причина была не в боли и не в перенесённых страданиях. Стоило только руке Мастера Хаоса пропасть с её плеча, как женщина в ту же секунду осознала, что увиденное ей было иллюзией. Её тело осталось в целости, а муки, которые она ощущала, прекратились и оставили после себя лишь жуткие воспоминания. Больше, куда больше чем сгорание заживо, её потрясло то, что, если бы видение продлилось хотя бы на секунду дольше, ярчайшая ненависть пробралась бы и в самый отдалённый уголок её разума и запятнала бы последнее чистое и невинное воспоминание, что оставалось у Сивиллы Талио.
Сейчас её дочери было уже за пятьдесят, у неё самой был сын, а в скором времени должны были появиться и внуки. Это был главный и самый горький побочный эффект жизни Мастера — участь наблюдать за старением и увяданием любимых людей. Поэтому Мастера в большинстве своём либо оставались холостыми на протяжении всей жизни, либо находили себе пару среди таких же, как они сами. И изначально дочку Сивилла не планировала, однако работа тайного агента непредсказуема. Однажды, находясь в глубоком прикрытии, ради получения столь необходимой информации она решила поставить на кон свою честь и возможное будущее. Она могла этого не делать, старший офицер, да к тому же Мастер, никто, даже сам Айро не смог бы заставить её лечь под осведомителя против воли. Но тогда она была полна куда большего рвения, фанатично верила в то, чем занималась и пошла на это, как сама считала, ради своей страны. К тому же шансы забеременеть были минимальны, она использовала и магию, и даже полученный от тайной службы особый артефакт.