Носорог для Папы Римского
Шрифт:
Да, думала она, большие рыбы заглатывают тебя, когда им заблагорассудится. А потом их вытаскивают на берег. Вич подражал язвительным интонациям своего секретаря, который думал, что оставил своего хозяина в дураках.
— Особая прелесть всего этого дела в том, что я наконец разберусь с доном Антонио Сероном, — говорил он.
Она почувствовала, как натянулась леска, задергался крючок, напряглась рука, подобно огромному коричневому мускулу самой реки, и вместе с добычей потянула ее обратно в Нри…
В конце концов парень сдался и вброд пошел через заводь, ведя рукой вдоль лесы, но глядя только на нее и приближаясь
Парень уставился на ее лицо — не в глаза, ловившие его взгляд, не на рот, которым ей так хотелось к нему прижаться, но на щеки, на аккуратные шрамы, шедшие по ним сверху вниз. Она шагнула вперед, но он уже опустил голову. Мелко кланяясь, он пятился от нее через заводь. Он был испуган. Добравшись до дальней стороны, он поднял свое удилище, вытащил из воды садок с рыбой, повернулся и пустился бежать, мелькая между деревьями.
Где-то наверху скрипнул пол. Она приподняла голову. Это Фьяметта перевернулась на другой бок, подумала она. Они с Намоке пробыли в Атани еще три дня, но того парня она больше не видела. Но той ночью явилось его чии под кроватью занималось любовью с ее собственным. Закрывая глаза, она чувствовала, что его рука прикасается к ее щеке.
— А как поступить с Вентуро? — долетел через дверь голос Вича.
— Предоставьте его нам, — ответил другой.
Корабль, зверь, эти неуклюжие люди со своими неуклюжими замыслами. Она была маленькой серебристой рыбкой и девчонкой, видевшей ту маленькую серебристую рыбку, которая была ее будущим.
Она закрыла глаза.
И ощутила на своей щеке чью-то руку.
Когда Фария с ним распрощался, Вич поднялся к Фьяметте и снова ее поимел. Та ничего не соображала и принялась сопротивляться, когда он начал ее расталкивать. Ухватив ее за лодыжки, свою любовницу, которая перекатывалась и колыхалась под ним, посол быстро вошел в нее. Фьяметта чуть ли не сочилась прокисшим вином, а когда на рассвете следующего утра Вич проснулся, воздух в комнате был несвежим из-за перегара. Его давно уже начали раздражать ее глупые советы, подаваемые заносчивым тоном. Он не нуждался в ее указаниях насчет того, как ему себя вести в качестве представителя Фернандо в Риме. Простыни были перемазаны ее румянами. Любовница вызывала у него отвращение.
Но одновременно и притягивала. Толстые складки плоти окутывали его. Вич зарылся лицом между грудей. Иногда, покрываясь потом и дергаясь у нее между бедер, он чувствовал себя так, словно тонул в ванне, наполненной размягченным жиром. В темноте ее руки представлялись мягкими валиками человеческого мяса с фарфоровыми ногтями на концах. Он содрогнулся и уткнулся ртом ей в шею, чтобы удержаться от крика в миг наиострейшего удовольствия. Фьяметта же сообщала о своем наслаждении протяжными
Во дворе его палаццо стояла незнакомая лошадь. Диего давал указания одному из помощников конюха и поднял взгляд, когда лошадь посла вошла в ворота.
— Здесь торговец один объявился, — сказал он.
— Здесь? — Вич взглянул на перевязанную руку Диего. — А это что, происшествие в таверне?
— Происшествие со стеной, — ответил Диего. — Он прибыл вчера. Я сказал ему, что найти вас невозможно.
Второй помощник конюха поднялся и теперь подходил к ним, покашливая в рукав.
Вич спешился и передал ему поводья.
— Где он? Чего хочет? Дону Антонио следовало бы…
Он оставил фразу незаконченной.
Диего указал внутрь палаццо.
— Чего он хочет, я не знаю. Назвался доном Альваро Уртадо из… — Он умолк и призадумался. — Из города под названием Айя-что-то-такое.
— Айямонте? — спросил Вич у военного, но выражение лица того не изменилось.
— Вы слышали о таком, ваше превосходительство? Я думал, это неважно. Айя монте. — Диего покатал слоги у себя во рту; Вич наблюдал за ним с нетерпением. — По-моему, да, Айямонте, — согласился он. Посол был уже в дверях.
Вич обнаружил торговца в tinello— тот сидел на короткой скамейке, стоявшей перед камином. Когда посол подошел к Альваро, купец встал и кивнул.
— Вы меня узнаете? — спросил он.
— Я вас ждал, — ответил Вич.
Они прошли через все здание, в этот час еще прохладное и тихое, и поднялись в кабинет Вича. Вич тщательно закрыл дверь. Мгновение они смотрели друг на друга, затем лица обоих расплылись в широких улыбках, и они тепло обнялись.
— Как только я увидел твою лошадь, мне пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не рассмеяться, — хихикая, сказал дон Херонимо. — Сразу же понял, что это ты.
— Лошадь лучшей породы на свете, — грубовато-насмешливым тоном отозвался дон Альваро. — И восходит она… — Он показал рукой.
— …и нисходит она, — присоединился к декламации Вич, и оба они рассмеялись. — Что, Тендилья еще жив?
Тендилья был главным конюшим графов Бургоса: именно он бросил эту фразу, объединившую их в приступе общего смеха более двадцати лет назад. Кроме того, Тендилья страстно восхвалял горных пони как единственных животных, выведенных в Испанском королевстве и для него подходящих. Они стали непринужденно болтать о своей службе в Бургосе, о холодных зимах, о палящем летнем зное, о своих эскападах.
— Мы тогда были мальчишками, просто мальчишками, — сказал Вич, утирая глаза при воспоминании о графине, женщине даже более крупной, чем Фьяметта: та порекомендовала своему мужу быть милосердным, когда их обоих застукали среди ее фрейлин.
— Надо держать голову на плечах, а не между ног. — Альваро сымитировал голос графини. — Она говорила как крестьянка, — сказал он.
— Чудесная женщина, — добавил Вич.
Дон Альваро кивнул в знак согласия.