Носорог для Папы Римского
Шрифт:
Сны его сделались странно бескровными: фигуры в рясах, вертящие пухлыми пальцами, потеющие чиновники, собирающие всяческие тайны, мимолетные волнения и тревоги, и все — вне пределов слышимости. Во времени была какая-то невесомость. Дни передавали свое значение другим дням, а те, в свою очередь, делали то же самое. Будущее возводило свой замок, и с этим ничего нельзя было поделать. Если у него напрягались и расслаблялись нервы, сводило и отпускало желудок, то его влекло обратно, к тем минутам перед сражением, когда он погребал свой страх под определенностью ближайшего будущего: броска вперед, безбрежной громкости шума, разделения людей на победителей и побежденных… Это должнопроизойти.
Но у меня есть эти головорезы, подумал он.
Или же они есть у дона Антонио. Надежно упакованные в накрахмаленное новое — белейшее! — белье, прямо под пухлым священническим носом. Отчет секретаря об их «вербовке» в экспедицию был доставлен ему в качестве осторожного подарка. С такой же осторожностью он его и принял.
— Они будут ваши, как только настанет время, — сказал тогда секретарь. — Они уверены, что будут направлять наши усилия по добыче зверя для Льва, будто у двоих неграмотных простаков есть хоть малейший шанс на успех в подобном предприятии…
Антонио рассмеялся. Диего рассмеялся вместе с ним. Он не доверял секретарю дона Херонимо.
Когда колокола церкви Сан-Симеоне пробили час до полуночи, Диего приказал слугам, чтобы его не беспокоили. Среди них, конечно, тоже был человек Льва. Заперев дверь в свою квартиру, он неслышно прошел через комнаты Вича, чтобы по лестнице, выходившей из приватного кабинета посла, спуститься на улицу. Время от времени там бывал виден верховой, лишь для блезиру патрулировавший переулки между Скрофой и церковью Сан-Аполлинарио. Луна не светила, и это было кстати. Вскоре Диего уже крался по одной из боковых улиц, отходивших к северу от Навоны. Затем крупным шагом он прошел по той же улице почти до самой реки, нырнул в гущу таверн и складов, стоявших на берегу, и по узким переулкам стал пробираться на запад, в Понте.
Оказалось, что он приближается к воротам дома Фьяметты с севера. Быстро шагая по улице, он гадал, придется ли поднимать с постели всех домочадцев, чтобы вывести наружу посла. Привратника он вспомнить не мог. Возможно, главные ворота открыты, и он сможет тихонько постучать в дверь. Сон у Вича чуткий. Они бы вернулись вместе, а может быть, отправились бы прямо к дону Альваро. Шпионы Льва — сплошь невежи низкого происхождения. Они не посмеют доложить о его исчезновении, не имея возможности сообщить, где именно он был. Диего обдумывал это, двигаясь быстро и бесшумно, но не вглядываясь во тьму. Угловатое скопление неподвижных теней у ворот он увидел, только почти вплотную приблизившись к ним.
Человек и лошадь.
Он едва не остановился, едва не сунул руку под камзол, чтобы достать нож. Но инстинкты действовали надежнее его самого, так что он не остановился и не потянулся за ножом. Тени слегка посторонились. Лошадь фыркнула. Он прошел мимо, словно не подозревая об их существовании. Человека он не видел. А вот лошадь узнал.
Ему потребовалось около получаса, чтобы добраться до заднего входа в дом Фьяметты. Ставни были закрыты, свет нигде не пробивался. Теперь в голове у него прояснилось. Может, Вичу все же не грозит опасность.
Земля позади дома шла под уклон, и стена была выше, но к выпуклой каменной кладке прижимался ступенчатый контрфорс. Он начал взбираться, нащупывая трещины в крошащемся растворе. Дважды у него оскальзывались ноги, причем во
На крыше каждая черепичина удерживалась при помощи маленьких свинцовых полосок. Оглянувшись на ночное небо, он убедился, что луны нет и его силуэт не высветится. Глядя поверх щипца, он видел двор и на нем — дровяной сарай, обшарпанную конюшню, колодец. Дальше следовала стена, загораживающая улицу, в стене имелись запертые на засов ворота. Диего различил очертания большой лошади, но масть ее отсюда определить было невозможно. На улице он узнал ее с первого взгляда. Эта лошадь принадлежала его собственному двойнику из портингальского посольства. Человек, которого он не видел, но знал, что он там, был доном Эрнандо, состоявшим при Фарии.
Он начал отгибать свинцовые полоски и поднимать черепичины. У Фьяметты служили стряпуха, человек для тяжелых работ, молодая судомойка и девчонка-мавританка. В доме ночевали только две последних. Он уложил вынутые черепичины на парапет крыши и заглянул в образовавшуюся дыру. Внизу все было сплошь залито тьмой. Он просунул туда ноги, повис на руках и спрыгнул.
Последствия сражения уносят больше жизней, нежели оно само. Во время боя люди подчиняются его ходу, на счастье ли или на горе, но когда он оказывается либо выигранным, либо проигранным, ряды ломаются, войска дробятся, люди разбредаются сквозь пушечные дым, словно привидения. При этом некоторые, теряя голову, бросаются бежать по открытой местности, выкрикивая имена погибших товарищей. Под битвой простирается пустота неизвестности, и люди без конца в нее падают… Диего упал на какой-нибудь фут, и его ноги коснулись пола. Бесшумно приземлившись, он присел на корточки, чувствуя, как подергиваются натянутые нервы.
Своим людям, и необстрелянным, и ветеранам, он говорил, что в таких случаях надо сидеть тихо, если передвигаться — то медленно, ползать вдоль окопов, прятаться и наблюдать. «Если вы не знаете, где находитесь, зачем вам двигаться? — кричал он, бывало, на них. — Куда? Вот это — сражение, — он задирал правую руку, — а вот — то, что после», — он хлопал себя по лбу. Временно ослепнув, он ждал, пока глаза не приспособятся к окружающей тьме. Кровать. Пустая. Стул. В углу, кажется, несколько сундуков, поставленных один на другой. Дверь.
Он понял, что сумел различить эти предметы благодаря слабому освещению. В одном из концов спальни половицы расщеплялись полосками желтоватого света. Он осторожно опустился, чтобы приблизить глаза к самой широкой щели. Комната внизу тоже была спальней. По каждую сторону кровати с пологом на четырех столбиках стояло по свече. Видны были две огромные мясистые ноги. Ноги Фьяметты. Никаких следов Вича. А кровать здесь была пуста, и это означало, что тот, кто на ней спит, где-то в доме. Сохранило ли постельное белье тепло его тела? Не забывай, что снаружи — Эрнандо, сказал он себе.
Поднявшись, он открыл дверь и носком ноги нащупал первую ступеньку. Он был настолько сосредоточен на беззвучности своих шагов, что услышал голоса, лишь когда достиг площадки piano nobile. Они доносились снизу и стали более отчетливыми, когда он одолел второй пролет. Мужские голоса, свободный разговор без всякой боязни быть подслушанными. Один из голосов принадлежал Вичу. Другой? Другой тоже был ему знаком, и, сойдя с последней деревянной ступеньки на каменный пол прихожей, Диего сможет сказать, кто это. Однако он застыл на месте. Тайна пустой кровати раскрылась перед ним в виде силуэта припавшей к двери девчонки, но испугала его не она. Присутствие Эрнандо у ворот стало вдруг понятным, самоочевидным.