Ностальящее. Собрание наблюдений

Иванова Наталья Борисовна

В Швейцарии действует множество союзов, самых различных, от союза торговцев лошадьми до союза художников; и почти каждый взрослый швейцарец является членом по крайней мере двух-трех объединений, среди которых есть обладающие реальным влиянием в предпарламентских комиссиях. Система множества ассоциаций и объединений очень швейцарская; но когда дело доходит до выборов, то выбирают все-таки людей, а не партии.

Искусство ли компромисса, которым отличается швейцарская политическая жизнь на всех уровнях, привело к умиротворению политических конфликтов — так, в к политике — в конце концов, большинство жителей Швейцарии представляют собой средний класс (примерно 40 % населения имеют 60 % от общенационального дохода), которому конфликты тягостны и чужды? Политик старшего поколения ответит вам с гордостью: конечно же, искусство компромисса. Политик, в недавнем прошлом взлетевший на волне студенческого

движения, пожалуется на равнодушие. И оба будут по-своему правы. Количество инициатив и референдумов возрастает (с 1948 года их было более 130), но показатель участия населения в голосовании падает все ниже и ниже; наряду с внешним спокойствием (о, благословенная швейцарская тишина) в обществе нарастает ощущение политического отставания от общеевропейских и мировых процессов, внутренняя неудовлетворенность декоративностью политических институтов, декоративностью, за которой преспокойно чувствуют себя политики-«любители». «Я швейцарец, но я лечусь», — написано на обложке специального, посвященного 700-летию страны выпуска журнала. Отвечая на вопрос анкеты редакции: «Найдите три определения, точнее всего отражающих ваш взгляд на современную Швейцарию», молодые люди до двадцати лет отвечают: «изолированная, богатая, спящая», «стерильная, комфортабельная», «одинокая», «боящаяся, закрытая». На вопрос об идеальном образе завтрашней страны граждане Швейцарии XXI века ответили: «открытая (Европе), более оживленная», «с более открытым Европе лицом, более единая», «открытая, интернациональная, честная», «гуманная, самокритичная», «открытая, мирная, помогающая другим странам» и, наконец: «европейская, но всегда при своих горах». Итак, открытость при сохранении уникальности — реальная подвижка политических ориентиров при сохранении традиционного облика Швейцарии. Смогут ли молодые воплотить мечты в действительность? Зная прагматичный характер швейцарцев, я уверена — им удастся это совершить. Я встречалась и с целыми семьями, которые, обладая большими деньгами, не удовлетворены политической жизнью в стране и принципиально живут на «обочине» Швейцарии, поставив себя вне ее политических институтов. Они не ведут никакой особой политической деятельности, но протестуют против политической рутины самим своим образом жизни: живут в автофургоне, а не в стабильном доме; не участвуют в голосованиях, отчуждают себя как от политических традиций, так и от всяческих новомодных движений. По сравнению с жизнью где-нибудь в Калькутте (или даже Москве) они живут в роскоши — имеют все, что хотят, и завтра, если захотят, могут переселиться в прекрасный дом. Но их принципиальная безбытность свидетельствует о глубоком чувстве неудовлетворенности, о бродящих в крови силах, еще не востребованных.

Вопрос: «Что бы вы хотели поменять?»

Ответы: «Почти все». Или: «Почти ничего».

…Когда я выходила из редакции журнала «Эбдо», то случайно нажала в лифте не ту кнопку и вышла в город совсем на другом уровне. Не на том, на котором вошла. Здание, на одном из этажей которого располагается редакция, построено по принципу горы. Не такова ли и политическая структура страны — сколько в ней уровней и какие между ними перепады, открывается не сразу.

БЕГУЩИЙ ШРИФТ

В апреле 1992-го Китайский университет пригласил меня прочесть лекцию о современной литературной ситуации в России — по программе, посвященной Восточной Европе. Так как рейс в Гонконг (ставший впоследствии печально знаменитым) Российские авиалинии совершали раз в неделю, то несколько дней я прожила без особых обязательств. Впечатления — остались. Разбирая бумаги накануне события, я поняла, что в новом Гонконге многое изменится, а мой Гонконг останется моим.

Доктор Лоу, пригласивший меня с лекцией в университет, через несколько месяцев после нашей встречи погиб в автокатастрофе. Его памяти я и посвящаю эти заметки.

* * *

16 апреля

…Дом за домом разбросаны в университетском кампусе среди зеленых гор и долин. Моя квартира — в домике для гостей университета: спальня (белая с голубым) с огромной кроватью, холл, переходящий в гостиную, переходящую в столовую; кухня с полным набором (тостер, холодильник, чайник и т. п.), ванная комната метров 10. И я одна посреди этой красоты. Денег еще не дали. Есть уже хочу. Чай забыла в Москве. Взяла взаймы у встречавшего меня американского стажера Миши 1000 гонконгских долларов, распаковала вещички и помчалась (уже совсем одна) в местный шоп. Еле нашла (территория университета огромная, и все вниз-вверх, по горам, как козы). Шныряют по дорожкам

студенты — и то слава Богу, есть у кого спросить. Придя домой, заварила чай и жутко захотела спать — но пересилила себя и еще смотрела ВВС-ньюс и какой-то дурацкий фильм, только чтобы не заснуть… А в полночь какой-то идиот позвонил по телефону. Не туда попал!

Утром заехал профессор Лоу и увез меня в офис факультета иностранных языков Китайского университета, меня пригласившего. А там — разговоры и разговорчики, треп, а потом — с другим профессором — поехала на ланч в Шатин, в ресторанчик с китайской, разумеется, кухней.

(Здесь — прерываюсь, поскольку сейчас 7 вечера, а через час за мной приедут, и я поеду в Гонконг выступать по радио. Надо чуть-чуть подготовиться.)

…Итак, к 11-ти я вернулась. Продолжу по порядку, пока хватит сил.

В ресторане сидят все кому не лень: мамашки с малыми детьми, мамаши с детьми-подростками, компании бизнесменов, студенты, интеллектуалы, пожилые господа… Посещение ресторана для жителя Гонконга — более чем обыденная вещь, поскольку еда, купленная в магазине и приготовленная отличными поварами (а гонконгские считаются лучшими в мире), стоит примерно одинаково. Много филиппинцев, малазийцев. В Гонконге процветает экономика, поэтому число эмигрантов растет с каждым днем — вчера арестовали 100 китайцев, нелегально покинувших свой коммунистический рай…

Еда очень вкусная, нежная, непонятная (кроме риса и креветок). Чай зеленый заварен с розами (бутончиками). Профессор умный, моложавый, 16 лет прожил в США, сын его (как рожденный в США) имеет и американское гражданство, а посему едет туда учиться. Вообще все гонконгцы смотрят в будущее с опаской — в 1997 г. Гонконг возвращается из-под английского владычества Китаю… А о площади Тяньаньмынь гонконгцы помнят хорошо.

Из ресторана мы вернулись в университет, я поменяла деньги, отдала долг Мише, отдохнула чуть и — опять решила поехать, теперь уже в сам Гонконг (три транспорта нужны: 1) университетский бесплатный автобус «с горы» до станции, по кручам; 2) электричка; 3) метро. Купила недельный билет (100 гонконгских долл.) и рванула в неизвестность. Одна. Хочу смотреть.

Первый выбранный мною объект — храм, причем «знаменитый, поставленный в честь Че Кунга, великого полководца династии Сун». Все преодолела, доехала, разобравшись в транспорте, дошла — а он, храм, закрыт на реставрацию! Ну что ж, известно, к чему приводят трудности, вырастающие на пути: я упорно поехала еще дальше — и приехала. К храму. В центре Гонконга всем зданиям до 30 лет. И храм-то новенький. Вернее, это целый храмовый комплекс — и даже с больницей. Цепочка храмов — большой, несколько малых «часовенок», конференц-зал и т. п. Здания покрыты (изукрашены) яркой (да еще на солнце сияющей — кстати, всего-то 24°) керамикой — сочетание густо-красного, синего, бирюзово- зеленого, и все это отлакировано, а поверху пущен золоченый орнамент, да еще дракошки вылезают из углов. Радостный храм. Торжественности — особенно для меня — мало, тем более что, как оказалось, открыт-то он был «торжественно… 8 августа 1973 г… его превосх. Господином губернатором» с английской фамилией, кажется Маккензи. Вот она, ирония истории. А вокруг храмов и часовенок ходят — стоят на коленях — китайцы, стучат палочками, возжигают благовония, палочки зажженные (тлеют на концах) втыкают в золоченые чаши, внутри которых насыпан песок…

Да-да, да! Все китайцы — очень разные.

Это я поняла: на улице, в храме, в метро, в электричке (кстати, в двух последних постоянно работает кондиционер).

…Рядом с моим «appartment house» — ресторанчик с европейской кухней. Заглянула туда, возвращаясь из своей первой самостоятельной поездки… Висит над горой. Стена — когда входишь — каменная, а в сторону залива и гор — стекло.

На радио, кстати, все было хорошо. Здоровый англосаксонский мужик (16 лет в Гонконге, а заехал вроде бы на минуточку) вел передачу. В прямом эфире. Поотвечала. Пошутила. И т. д. Туда и обратно — через вечерний город — возили на роскошном автомобиле, но денег не заплатили.

Здание радио доступно любому зеваке. Никакого контроля, никаких полицейских. У студийных помещений стеклянные стены, а внутри здания радио огромный каток с искусственным льдом, там катаются веселые гонконгские девчата и парубки…

Спокойной ночи… Кстати, эти два слова впервые сегодня прозвучали по радио Гонконга на русском языке — с моей помощью…

Час ночи. Бессонница. Им — пожелала, а сама уснуть не могу. Во-первых, в ванной муравьи, да какие большие. Во-вторых, жужжит какой-то огромный жук. В-третьих, лают собаки. Стрекочут цикады. Может быть, здесь и змеи водятся? Наверняка водятся. Ночь черная. На одной из близлежащих гор стоит какое-то здание, все окна горят. Что они там делают?