Новь
Шрифт:
– Да на что вам мое отчество? Зовите меня просто Марианной. Зову же я вас Татьяной.
– И то - да не то. Вы уж лучше скажите.
– Ну хорошо. Моего отца звали Викентьем. А вашего как?
– А моего - Осипом.
– Ну, так я буду вас звать Татьяной Осиповной.
– А я вас Марианной Викентьевной. Вот оно как славно будет!
– Что бы вам с нами чайку выпить, Татьяна Осиповна?
– На первый случай можно, Марианна Викентьевна. Чашечкой себя побалую. А то Егорыч забронит.
– Кто это Егорыч?
– А Павел, муж мой.
– Садитесь,
– И то сяду, Марианна Викентьевна.
Татьяна присела на стул и начала пить чай вприкуску, беспрестанно поворачивая в пальцах кусочек сахара и щурясь глазом с той стороны, с какой она прикусывала сахар. Марианна вступила с нею в разговор.
Татьяна отвечала не чинясь и сама расспрашивала и рассказывала. На Соломина она чуть не молилась, а мужа своего ставила тотчас после Василия Федотыча. Фабричным житьем она, однако, тяготилась.
– Ни тебе город здесь, ни деревня... Без Василия Федотыча и часу бы я не осталась!
Марианна слушала ее рассказы внимательно.
Усевшийся в сторонке Нежданов наблюдал за своей подругой и не удивлялся ее вниманию: для Марианны это все было внове - а ему казалось, что он подобных Татьян видел целые сотни и говорил с ними сотни раз.
– Вот что, Татьяна Осиповна, - сказала наконец Марианна, - вы думаете, что мы хотим учить народ; нет - мы служить ему хотим.
– Как так служить? Учите его, вот вам и служба. Я хоть с себя пример возьму. Я как за Егорыча вышла - ни читать, ни писать не умела; а теперь вот знаю, спасибо Василию Федотычу. Не сам он учил меня, а заплатил одному старичку. Тот и выучил. Ведь я еще молодая, даром что рослая.
Марианна помолчала.
– Мне, Татьяна Осиповна, - начала она опять, - хотелось бы выучиться какому-нибудь ремеслу... да мы еще поговорим об этом с вами. Шью я плохо; если б я выучилась стряпать - можно бы в кухарки пойти. Татьяна задумалась.
– Как же так в кухарки? Кухарки у богатых бывают, у купцов; а бедные сами стряпают. А на артель готовить, на рабочих... Ну уж это совсем последнее дело!
– Да мне бы хоть у богатого жить, а с бедными знаться. А то как я с ними сойдусь? Не все же такой случай выдет, как с вами.
Татьяна опрокинула пустую чашку на блюдечко.
– Это дело мудреное, - промолвила она наконец со вздохом, - около пальца не обвертишь. Что умею - покажу, а многому я сама не учена. С Егорычем потолковать надо. Ведь он какой? Книжки всякие читает!
– и все может сейчас как руками развести.
– Тут она взглянула на Марианну, которая свертывала папироску...
– И вот еще что, Марианна Викентьевна: извините меня, но коли вы, точно, опроститься желаете, так это уж вам придется бросить.
– Она указала на папироску.
– Потому в тех званиях, хоть бы вот в кухарках, этого не полагается: и вас сейчас всякий признает, что вы есть барышня. Да.
Марианна выбросила папироску за окно.
– Я курить не буду... от этого легко отвыкнуть. Простые женщины не курят: стало быть, и мне не след курить.
– Это вы верно сказали,Марианна Викентьевна. Мужской пол этим балует и у нас; а женский - нет. Так-то!.. Э! да вот и сам Василий Федотыч сюда жалует.
И точно: за дверью раздался голос Соломина.
– Можно войти?
– Войдите, войдите!
– закричала Марианна.
– Это у меня английская привычка, - сказал, входя, Соломин.
– Ну каково вы себя чувствуете? Не заскучали еще пока? Я вижу, вы здесь чайничаете с Татьяной. Вы слушайте ее: она разумница... А ко мне сегодня мой хозяин приезжает... вот некстати! И обедать остается. Что делать! На то он хозяин.
– Что за человек?
– спросил Нежданов, выходя из своего уголка.
– Ничего... Тряпки не сосет. Из новых. Вежлив очень - и рукавчики носит, а глаз всюду запускает, не хуже старого. Сам шкурку дерет - и сам приговаривает: "Повернитесь-ка на этот бочок, сделайте одолжение; тут есть еще живое местечко... Надо его пообчистить!" Ну, да со мной он шелковый; я ему нужен! Только я пришел вам сказать, что уж сегодня вряд ли удастся нам свидеться. Обед вам принесут. А на двор не показывайтесь. Как вы думаете, Марианна, Сипягины будут вас отыскивать, за вами гнаться?
– Я думаю, что нет, - ответила Марианна.
– А я так уверен, что да, - сказал Нежданов.
– Ну, все равно, - продолжал Соломин, - надо быть осторожным на первых порах. Потом обойдется.
– Да; только вот что, - заметил Нежданов, - о моем местопребывании должен знать Маркелов; надо его известить.
– Зачем?
– Нельзя иначе; для нашего дела. Он должен всегда знать, где я. Слово дано. Да он не проболтает!
– Ну хорошо. Пошлем Павла.
– А платье мне будет готово?
– спросил Нежданов.
– То есть костюм?
– как же...как же. Тот же маскарад. Спасибо-недорого. Прощайте, отдохните. Татьяна, пойдем.
Марианна и Нежданов опять остались одни.
XXVIII
Сперва они опять крепко пожали друг другу руки; потом Марианна воскликнула: "Постой, я помогу тебе убрать твою комнату", - и начала выкладывать его вещи из саквояжа и мешка. Нежданов хотел было помочь ей; но она объявила, что все сделает одна. "Потому что надо привыкать служить". И действительно: сама развесила платье на гвоздики, которые нашла в ящике стола и вбила собственноручно в стену оборотной стороною щетки, за неимением молотка; уложила белье в старенький комодец, находившийся между окон.
– Что это?
– спросила она вдруг, - револьвер? Он заряжен? На что он тебе?
– Он не заряжен... А впрочем, дай его сюда. Ты спрашиваешь: на что? Как же без револьвера в нашем-то звании?
Она засмеялась и продолжала свою работу, встряхивая каждую отдельную вещь и хлопая по ней ладонью; поставила даже две пары сапог под диван; а несколько книг, пачку бумаг и маленькую тетрадку со стихами расположила торжественно на трехногом угловом столе, назвав его письменным и рабочим, в противность другому, круглому, который назвала обеденным и чайным. Потом, взяв стихотворную тетрадь в обе руки, приподняв ее в уровень своего лица и глядя через ее край на Нежданова, она с улыбкой промолвила: