Новатерра
Шрифт:
– Аль!
– умоляюще вскинула руки супруга.
– Сорок два года уже Александр, из них двенадцать Аль, и ничего с этим не поделаешь... Ладно,пёс с вами, сидите! А чтоб жизнь малиной не казалась, вот тебе, радость моя, телефон, будешь работать за секретаря...
– Партийной организации?
– Для тебя должна существовать лишь одна партия - твой муж... Вызывай сюда атамана Ходжаева, Дока, пристава, Шнайдера и - Боже милостивый!
– Нинку Андреец...
Ни пёс-хранитель, что прикидывался наглецом (и у него это отлично получалось), ни объективная реальность в лице господина Самохвалова не обманули ожиданий гетмана - гость и вправду был посланцем Зла.
Сегодня утром Маловскис отвёз вождя, нисколько не смутившегося массоѓвым отравлением, к развилке на своей машине и велел идти к каѓзакам за помощью, они, мол, направят бригаду врачей. В двадцать три ровно, уже, естественно, по возвращению в пансионат, Самохвалов должен укѓрыться от спасателей и выйти с 'фирмачом' на связь, для чего ему вручена УКВ-радиостанция.
И гетман тут же дал команду 'На конь!'. В двух санитарных 'Соѓболях', укрывшись за матовыми стеклами, буквально вповалку друг на друге лежали Док, Елизаров, Богачёв, бригада медиков, закамуфлированѓные под санитаров снайперы и рукопашники, лучшие пеленгаторщики Каѓрапета и отборная разведгруппа. Ибо 'настал последний бой!'... Видимо, на борьбу следовало выводить весь 'бедный класс', заблаговременно сосредотачивать людей в лесах, блокируя враѓгу все мыслимые пути отхода, но атаман резонно предположил, что где-нибудь вблизи станицы обязательно засел наблюдатель и, буде он заметит маѓлейшую войсковую активность, тут же предупредит шефа об угрозе. Что через полчаса подтвердил дозорный курсант с вышки - на правом берегу реки, в самой опушке, поблескивают стеклышки бинокля.
– Сниму из СВД!
– вскочил Ходжаев.
– Ни в коем случае!
– остановил его гетман.
– Пусть егеря обѓложат его и очень тихо возьмут не ранее 23.05, чтобы успел доложитьѓся шефу. А мы с тобой тут же начнём выдвижение команд, блокируем беѓрега Равы и кольцо бетонки, чтоб ни один гад не ушёл...
И 'бедный класс' остался при своих. Пока. На месте. На одном и вместе: атаман с генеральным химиком собрали воинство послушать увлекательную лекцию о вреде боевых отравляющих веществ для слабеньких казачьих организѓмов. Не затронут был лишь персонал химического комплекса с его непрерывным производственным циклом. Шнайдер с умным видом тыкал указкой в громадный плакат с противоѓгазом, а Ходжаев в это самое время инструктировал бойцов по предстоящей операции. Существоѓвал, конечно, риск, что на площадке Большого казачьего Круга сидит перед ними и ухмыляется некая 'тварь', но - тут уж не до жиру. Служба Даниляна готова была мгновенно заглушить любой несанкционированный выход в эфир.
'Вся станица в празднике, дождались...', - вспомнил гетман старую песню Розенбаума, гуляя с женой и Алёнкой по центральной улице. Ради одного злосчастного наблюдателя он велел
– Отчего вы такой печальный, вашество?
– уже дома, в глубоѓких сумерках, спросила его Алина, нежно проведя пальчиками по щеке.
– А чему радоваться, Алька?
– Да, - вздохнула она, - это уж точно... Впрочем, советую тебе поесть. Глядишь, и полегчает.
– Дельная мысль, - через силу улыбнулся гетман.
– Только, пожалуйста, чисто 'галочки', в лёгкую. Алёна, девочка, не заваришь ли кофе?
Пока он нехотя жевал бутерброд, юная красавица сидела против него на лоджии, подпирая щёчки ладошками, и печально глядела прямо в глаза.
– Что чувствуешь, малыш?
– Что вы опять уходите, - голос её дрогнул.
– Почему вы всегда уходите?!
– Я солдат, малыш, таков мой рок: уходить...
– потом подумал и добавил.
– Чтобы вернуться.
– Обязательно возвращайтесь! И будьте сегодня очень осторожны.
– А что у нас сегодня, девочка?
– Сегодня нехороший день! Я чувствую...
... 'И ты не расслабляйся!' - тявкнул длинноухий хранитель...
– А я не расслабляюсь, - отвечал гетман, глядя в упор на подошедшую жену.
– Только вот заговариваться начал, - усмехнулась та.
– Алёнушка, если не трудно, выпусти барбоса, - и лишь только девушка вышла, скосила глаза вверх.
– Опять?
– Снова, Алька.
– И что?
– Велел не расслабляться.
– САМ?
– Щенок.
– Ай, наболтает твой щенок!
– Пока не обманывал... Так, что-то наши отцы-командиры не болтают, а уже почти что время 'Ч'.
– Не торопи судьбу, полковник!
– Судьбы не существует, каждый сам творит Её... Не сотвоѓришь ли мне походную сумочку, боевая подруга?
– Ой, прости, Аль, совсем из головы вылетело!
Пока жена комплектовала поясную сумку, эдакий миниатюрный ранец, он натянул свежее бельё и новый камуфляж, проверил АПС и чешский револьвер, убрал в карман, украдкой перецеловав, вчерашнюю записку девушки. Храни меня, мой талисман!..
В 23.06 взревели дизельные двигатели боевых машин. Еще через минуту позвонил Ходжаев.
– Есть, Саня! Тёплым взяли! Он вышел на связь да поспать приладился, перетрудился, видно, за день. Я вывожу войска к развилке.
– Мою машину к резиденции отправь.
– Понял, - обречённо вздохнул атаман.
Буквально тут же позвонил из нижнереченской засады Елизаров.
– Есть, Саныч! Гадюка выползла из норы! Идёт к пансионату. Буду брать.
– Только живым, Костя! И сразу мне доклад.
Алина и Алёнка, обнявшись, провожали его у дверей. Девушка вымученно улыбалась, но вдруг вырвалась, упала гетману на грудь и, закричав: 'Только вернись!', умчалась в детскую, откуда тут же донеслись её рыдания.