Новая хозяйка собаки Баскервилей
Шрифт:
– Привет, – произнесла она и зашла домой, – Валентин Петрович, проходите, сейчас пообедаем.
– Спасибо. Добрый день, Валентин. – Евграфов протянул руку Мише.
– Очень приятно, Михаил, – ответил тот несколько озадаченный.
– Миш, ты будешь с нами обедать? – прокричала Катя из кухни.
– Пожалуй, только чуть-чуть, мне скоро на работу, а ты сама знаешь, перед выступлением есть нельзя. – Миша сделал ударение на слове «выступление».
– Вы – артист? – вежливо поинтересовался Евграфов.
– Нет, что вы, к лицедейству я не имею никакого отношения, –
– А, понятно. А работаете где? – На доброжелательном лице гостя не было ни намека на ехидство.
– Я там и работаю. – Миша выпрямился, словно приготовился принять удар неприятеля.
– Да? Я всегда думал, что это что-то вроде благотворительной деятельности. Что за это не платят.
Катя, которая слышала все до единого слова, только усмехнулась. Она уже накрыла на стол, разогрела обед, порезала хлеб и только ждала окончания мужского разговора. Ей было весьма любопытно, чем он закончится.
– Нет, это работа, как и всякая другая. – Миша отвечал спокойно, хотя этот непрошеный гость его раздражал. В нем было столько уверенности, столько спокойствия, и часы на нем были дорогие. Миша это успел заметить.
– Давайте садиться. Все остынет, а нам еще на работу, – Катя появилась в гостиной.
За столом не повисло неловкое молчание только потому, что Евграфов без устали рассказывал истории из военного прошлого.
– Я никогда не думал, что военная служба такая веселая. – Миша намеренно неспешно цедил суп.
– А вы разве не служили в армии? – Евграфов, улыбаясь, посмотрел на него.
– Нет, бог миловал, – Миша отставил тарелку. – Катерина, пересолено немного.
– Зря. Ничего такого страшного в ней нет.
– Не знаю, меня всегда привлекало творчество, а не четкое исполнение чужих команд.
– Ну, я думаю, и в творчестве вы не сразу стали самостоятельным и востребованным. Все художники начинают подмастерьями.
– И все равно это не одно и то же.
– Нет, конечно. Впрочем, это не важно… Катя, очень вкусно. Я сто лет не ел домашней еды. У меня жена готовит хорошо, но не очень часто.
– Я рада, что понравилось. А вот второе вам с картошкой или с гречкой?
– С картошкой, если можно. Я всегда любил картошку.
– Мне не надо, я только чай. Иначе петь будет тяжело.
Катя подала Евграфову красивую тарелку.
– Господи, да в вас пропасть талантов. Вы не только умеете собак воспитывать и продавать кроликов. Вы отлично готовите и умеете все красиво подать!
Катя улыбнулась – давно ее не хвалили. Миша не считал нужным, мама – из строгости. Иногда ее хвалил сын Ваня, но выходило это несколько смешно: «Мама, тебе очень пойдет прическа «пальмочка». У нас девочки в школе делают! Но они такие дуры!»
Катя уплетала свои котлеты и размышляла о том, что ситуация – коллега пришел на обед, а дома муж, с которым она почти в разводе, – оказалась не такой уж и неловкой. За столом вели разговор на безопасные темы – курс валют, цены на продукты, экономическое положение. Катя ухаживала за обедающими и все время думала, когда
– Ну, собственно, спасибо, я пойду к себе. Мне надо подготовиться.
– Приятно было познакомиться, – Евграфов привстал, прощаясь.
– Мне тоже. – Миша солидно выплыл из их большой кухни, которую Катя превратила в столовую. Через некоторое время послышались звуки низкого баритона.
– Вам действительно понравилось? – Катя складывала посуду в посудомоечную машину.
– Очень. Я не врал, когда говорил, что нечасто обедаю так обстоятельно. И времени нет, и у нас в доме сейчас это не заведено. Раньше было немного иначе.
– У всех раньше было иначе, – проговорила Катя, тем самым объясняя некоторые моменты этого обеда. Евграфов ничего не ответил – он был мужчиной, и воспитанным мужчиной. Он понимал, что любой его комментарий в этом доме в присутствии баритона, распевавшегося в соседней комнате, будет нетактичным.
– Огромное спасибо, все было так вкусно. Я совершенно серьезно.
Катя улыбнулась, но ничего не ответила, она вдруг поняла, что очень хочет спать. После волнений, после допроса, после этого сытного обеда хотелось только одного – забраться в прохладную постель, закутаться в одеяло и уснуть.
– Давайте кофе выпьем, – Катя посмотрела на Евграфова.
– Нет, спасибо, кофе – это уже будет лишнее. Я думаю, что вам надо сейчас поспать. Я поеду, а вы ложитесь. Тяжелый день у вас был.
– Да вроде ничего особенного…
– Это вы сейчас говорите, а утром вы говорили совсем другое. – Евграфов улыбался, глядя на разомлевшую Катю. – Все, спасибо, не провожайте, бегом в постель.
Он аккуратно поставил свою чашку в раковину, махнул на прощание рукой, и через мгновение послышался характерный звук захлопывающейся двери. Катя медленно встала, прошла в спальню, секунду раздумывала, а потом улеглась прямо на светлое покрывало, прикрыв им же ноги. Сил у нее не было никаких. Глаза закрылись сами по себе, во всем теле появилась истома. Катя проваливалась в глубокий спокойный сон. Сквозь дымку дремы пробилась мысль: «А документы-то я не подписала. Те, которые Евграфов должен был подвезти!» На секунду сон отступил, а потом словно кто-то ей прошептал: «А документов и не было никаких. Это – предлог. Чтобы со мной поехать, поддержать!»
Мама была легко ранена. Но это происшествие не повергло ее в смятение. Наоборот, Наталья Владимировна была полна энергии.
– Значит, так, я, конечно, не буду задавать вопрос, когда тебя избавят от этого чудовища! Я понимаю, что ты в силу своей удивительной мягкости отказать не можешь. Но уж коль ты связалась с ним, почему бы не воспитать пса?! Почему не научить его нормальным манерам?!
– Мам, он уже большой! Ну, может, и не очень, но все-таки взрослый! Его учить сложно!