Новая история Второй мировой

Переслегин Сергей Борисович

До сих пор военные историки, анализируя Восточно — Прусскую операцию Первой Мировой войны, пеняют Ренненкампфу, командующему 1-й русской армии, за неоказание своевременной помощи Самсонову. Дело доходит до обвинений в предательстве. Между тем попробуйте как–нибудь на досуге проиграть сражение в Восточной Пруссии на картах. Вы сразу же обнаружите, что, пока немцы владеют Летценскими укреплениями и в целом районом Мазурских озер, организовать взаимодействие 1-й и 2-й армии не удается даже в игре за столом — а немцы выигрывают необходимое количество темпов, используя внутренние операционные линии и развертываясь против внутреннего фланга любой из русских армий на выбор. А потом можно поискать подтверждение и в документах. Узнать, например, что фон Шлиффен рассматривал такой маневр как «контрольное решение» для Восточной Пруссии.

Конечно,

хуже всего дело обстоит со Второй Мировой войной. Совсем плохо — с цифровыми данными. Очень упрощенно можно сказать, что каждая сторона оценивала численность своих войск по реальному положению дел, а численность противника — по штатному составу; что во всех донесениях всех сторон существовала тенденция выдавать предполагаемые общие потери противника за потери убитыми или даже пленными; что уничтоженная техника противника определилась «методом научного тыка», но документировалась при этом скрупулезно. Иногда дело доходило до анекдотов — когда, например, самоходок «Фердинанд» по документам одними только советскими войсками было уничтожено на порядок больше, чем их произвела вся промышленность Германии. [121]

121

Кстати, история с «Фердинандом» весьма показательна как пример создания «документального мифа» на вполне объективной основе. Дело в том, что, рассматривая танки противника из окопа, тем более — на расстоянии в километр или два, крайне тяжело не только определить марку танка, но и понять, легкий он или тяжелый. В лучшем случае можно отличить его от самоходки. Но в начале войны немцы имели практически лишь одну массовую САУ — штурмовое орудие StuG. III, обозначавшееся у нас как «артштурм». Эта машина имела очень специфический приземистый силуэт с передним расположением рубки. Поэтому появление у противника САУ с ярко выраженным задним расположением рубки было отмечено сразу же — а поскольку наиболее известной машиной этого типа стал «Фердинанд» (перед Курской битвой войска получили подробнейшую справочную информацию о «Тиграх», «Пантерах» и «Фердинандах», включая методички с рисунками, указанием уязвимых мест и способов борьбы), то все САУ с подобным силуэтом начали называть «фердинандами». Получили бы войска методички со схемами «Насхорнов» — стали бы называть «насхорнами». Более того, специализированные документы четко разделяют «Фердинанды» 88-мм, 75-мм и даже 150-мм. А вот пехоте было уже все равно, как называть — «артштурм» так «артштурм», «фердинанд» так «фердинанд». Ну, временами встречался еще «медведь» — САУ «Брумбер», не похожая совсем уже ни на что. «Табличные» данные, кстати, тогда мало кого волновали — солдаты в принципе знали, что и чем можно подбить. А вот после войны, когда эти данные стали известны широко, мемуаристы с радостью ухватились за еще одну возможность похвастаться своими победами. Их поддержали историки, обнаружившие в документах многочисленные упоминания о подбитых «фердинандах». Прошло время, миф окончательно сформировался. Потом наступили другие времена, когда стала известна реальная общая численность выпущенных «Фердинандов» — и начал формироваться уже антимиф…

Все это довольно очевидно, но возникающая проблема носит далеко не казуистический и даже не теоретический характер. Она социально значима.

Общие потери Советского Союза во Второй Мировой войне до сих пор обсуждаются не только в исторической, но и в публицистической литературе. Хорошо хоть не в Государственной Думе, где уже всерьез завели речь о необходимости уголовного наказания за определенные оценки некоторых исторических событий.

Я имею в виду нашумевшее предложение С. Шойгу сажать в тюрьму за «отрицание победы Советского Союза в Великой Отечественной войне». Удивительная мысль! Если понимать сказанное буквально, и речь идет именно о Великой Отечественной войне, в которой Советский Союз воевал с Германией, то отрицать победу СССР над Германией невозможно, и никто, находясь в здравом уме, делать этого не будет. Сумасшедшие же, пусть даже многочисленные — дело психиатров, а не правоохранительных органов.

Если же толковать исходную мысль расширительно, то есть говорить не о Великой Отечественной, а о Второй Мировой войне, в которой воевала антигитлеровская

коалиция против блока фашистских держав, то с уверенностью можно сказать только то, что Советский Союз воевал на стороне победившей коалиции. Но означает ли это, что он победил в войне? Вопрос очень сложный, ответ на него зависит от того, что понимать под победой. Понятно, что фашистский блок войну проиграл: страны этого блока были полностью или частично оккупированы, вооруженные силы — разгромлены, промышленность — уничтожена. А вот ситуация с коалицией победителей далеко не так ясна.

Соединенные Штаты получили от войны все, чего они хотели: решение экономических проблем, политическое и военное преобладание в мире, флот, отвечающий «мультидержавному стандарту». Они выполнили все национальные задачи, которые стояли перед страной в этой войне, заплатив не слишком большую цену. Они — несомненные победители.

Великобритания утратила престиж, выйдя из войны, по существу, младшим партнером США. Страна потеряла также господство на море — и по сути утратила империю, хотя юридически это будет оформлено несколько позже. Наконец, в активе Великобритании не оказалось даже сколько–нибудь яркой военной победы. Эль—Аламейн? На Восточном фронте такие сражения армейского масштаба происходили в 1942–1943 годах едва ли не ежемесячно. Великобритания войну однозначно и несомненно проиграла.

Что же касается Советского Союза, то в ходе войны он одержал ряд крупных, знаковых побед и смог реализовать часть своих национальных планов, но очень дорогой ценой. В зависимости от модели исторического развития это можно считать победой, но можно оценить и как поражение. Невозможно дать окончательную оценку.

«Входить в победоносную коалицию» и «выиграть войну» — отнюдь не синонимы.

Во всяком случае, не хотелось бы, чтобы научное, художественное или иное исследование вопроса о победителях и проигравших в мировой коалиционной войне переносилось в зал суда.

Но, может быть, подразумевалось нечто третье — не Отечественная война и не Вторая Мировая, а, например, разгром фашизма? Тогда все совсем плохо, поскольку понятие «фашизм» однозначно определить не удастся, а формальное определение затрагивает, по существу, только Италию Муссолини. Германия, например, фашистским государством не была — она была тоталитарной национал–социалистической державой. Тем более сложно отнести к фашистским государствам полуфеодальную Японию. С другой стороны, определенные элементы социальной диктатуры можно найти и у стран–победительниц, причем не только у сталинского Союза, но у Великобритании Черчилля, и у рузвельтовских (а тем более трумэновских) США. Опять–таки истина не определена — в данном вопросе она, как правило, является функцией сиюминутных политических пристрастий и потребностей.

В общем, придать предложению Сергея Шойгу какой–то юридический смысл, по–видимому, невозможно — хотя, по мнению некоторых интернет–источников, к 9 мая 2009 года соответствующий законодательный акт Дума примет.

При этом Россия все еще остается относительно свободной страной. Во многих европейских государствах, например, введена уголовная ответственность за отрицание Холокоста. И этот закон толкуется как раз расширительно: нельзя сомневаться не только в самом факте Холокоста, но и в его масштабах.

Приходится также с осторожностью относиться к цифрам и фактам, взятым из документов и первоисточников по истории Второй мировой войны — по крайней мере, они требуют перекрестной проверки, а зачастую позволяют оценить лишь порядок величины и уловить тенденцию. С фактической информацией, носящей качественный характер, ситуация несколько лучше. Число реперных фактов, то есть фактов, включеных во многие причинно–следственные связи и при этом одинаково принимаемых всеми участниками конфликта (хотя, возможно, по–разному ими интерпретируемых) достаточно высоко, чтобы можно было корректно построить Текущую Реальность.

Для того, чтобы извлечь из этого материала максимум содержащихся в нем смыслов, приходится использовать для анализа совместно с Текущей и некоторые значимые Альтернативные Реальности — описанные в художественной или полухудожественной литературе или возникающие в стратегических ролевых играх. Именно это мы и попытались сделать выше.

Сюжет второй: о войнах, мифах, вероятностной истории и способах упаковки информации