Новая методика обольщения
Шрифт:
Впрочем, в кафе на обоих снизошла словоохотливость. Они самозабвенно грели замерзшие руки о толстостенные кружки и, перебивая друг друга, говорили о себе. Лора рассказала о своей учебе в нескольких университетах — она успела поучиться даже в Европе — и о нынешней жизни в Бентли вместе с незамужней старшей сестрой: милой, но несколько занудной, учительницей музыки. Родители в ее рассказах не упоминались, а Курт не осмелился спросить, что с ними случилось. Он в свою очередь поведал о переезде в Эшфорд (по его словам, приглашение поработать здесь приравнивалось к выигрышу в лотерею), о фантастической миссис Кидд, цитировать которую можно бесконечно, о приятельстве с четой Блайтов, о прорыве в карьере. Лора согласилась:
— Судя по твоим рассказам, ты настоящая странствующая голубка.
— Это метафора? — поинтересовалась Лора, опуская кружку на стол, и переплетая его пальцы со своими.
— Нет. На самом деле была такая перелетная птичка — странствующий голубь. Летала себе над нашим континентом из конца в конец, но ее зачем-то полностью истребили лет сто назад.
— Жаль. — Лора наклонила голову набок и принялась изучать Курта так внимательно, словно собиралась набросать на салфетке его портрет. — Знаешь, мне нравятся твои растрепанные волосы. Они многоцветные. Есть пряди совсем светлые, есть темно-русые, есть почти каштановые…
— Да, я пегий, как пес.
— Нет, это красиво. А твоя бородка темнее волос. Она тебе идет — придает слегка богемный вид.
— Она просто скрывает несколько тяжеловатый подбородок.
— Не важно. Во всяком случае, ты похож не на ученого, а на художника.
— А ты на одуванчик — кругленькая, желтая и пушистая. Или на цыпленка. На очень самостоятельного, серьезного и целеустремленного цыпленка.
За окнами стремительно темнело, как это всегда бывает в декабре. Работавшие за стойкой девушки нацепили красно-белые колпачки и включили вместе с верхним освещением протянутые под потолком гирлянды, к которым были подвязаны серебряные звезды. Кафе заполнялось народом, в небольшом помещении становилось шумно и многолюдно. Курт видел много знакомых лиц: с кем-то здоровался, кому-то просто приветливо кивал. Он не чувствовал неудобства оттого, что сидел с молоденькой девушкой на виду у знающих его студентов, более того: он не испытывал желания немедленно скрыться от посторонних глаз, уединиться с ней, как это бывало в моменты романтической влюбленности. Его вполне устраивал невинный флирт за столиком в атмосфере царящей здесь беззаботно-оживленной безалаберности, свойственной заведениям, где собирается молодежь.
Но неугомонная Лора, явно не собиралась торчать в кафе до ночи. Ей вновь пришла фантазия взглянуть на фигуристов, и Курту ничего не оставалось, как замотать поплотнее шарф, и со вздохом покинуть этот оазис тепла и света посреди зимы. Впрочем, вечером на катке было куда веселее: по нему носились во всех направлениях не меньше полусотни человек, они толкали друг друга, падали, хохотали — галдеж перекрывался лишь пресловутым скрежетом коньков, которым теперь можно было насладиться в полной мере. Лора долго смотрела на катающихся, стоя совершенно неподвижно (Курт за это время, беспрерывно топая ногами, успел утрамбовать в снегу вертолетную посадочную площадку), затем запрокинула голову и уставилась в черное небо.
— Посмотри, сколько звезд! Какая красота…
— Это к морозу. Ясное небо всегда к морозу.
— Интересно, где созвездие Большой Медведицы? Ты в этом не разбираешься?
— Совершенно не разбираюсь. Вообще-то созерцание звезд настраивает меня на меланхолический лад, а я не люблю думать о вечном. Я, слишком земной.
— Может, приземленный? Хотя кто бы говорил: я сама настолько земная — крепко стою на всех четырех лапах. Так что извини. Взгляни, а луна немножко выщербленная, словно от нее откусили кусочек. А в фильмах
— Честно говоря, да. Я провожу тебя, Лора? День у нас выдался просто замечательный.
— По-моему, ты торопишься его закруглить. Ну что ж, провожай.
Они двинулись назад, по направлению к зданию университета. По дороге Курт решил, что он, пожалуй, поцелует ее при прощании и этим ограничится. Зачем усложнять безмятежное и абсолютно ясное существование последних месяцев?
— А я сейчас кое-что вспомнила, Курт.
— Что же?
— Ты обещал мне надписанный экземпляр «Колориметрических методов».
— Точно! Завтра принесу тебе книгу.
— Завтра меня уже здесь не будет. Я уезжаю утром. А где ты живешь?
— В десяти минутах ходьбы отсюда. Если мы вон у того фонаря свернем с центральной аллеи налево, то выйдем прямо к моему дому.
— Так давай свернем, если ты еще не раздумал сделать мне подарок.
Быстро проанализировав собственный душевный настрой, Курт постановил не менять первоначальные планы в связи с изменившейся ситуацией. Все же сейчас он имел дело не с бесхитростной парикмахершей-легкоатлеткой, в данном случае последствия могли быть непредсказуемыми. Да, кататься с Лорой по льду пруда и считать звезды было чудесно, однако не стоило очертя голову сразу же идти до конца в отношениях с практически незнакомой, совсем юной девушкой, к которой — тем более — он не испытывал ничего, кроме почти отеческой симпатии.
Около железной ограды Лора приостановилась, устремила, как всегда, цепкий взгляд на укутанный темнотой домик, затем одобрительно кивнула:
— Славная берлога.
— Мне тоже нравится — половина дома моя. А раньше, до замужества, ее занимала жена моего шефа Дорис. Она мне и посоветовала здесь поселиться. Вполне пригодное обиталище для одинокого человека, да еще в двух шагах от места работы… Только иди осторожнее, дорожка каменная и очень скользкая.
Поднявшись по ступенькам, Лора саркастически оглядела висящий над дверью рождественский венок.
— Здорово. Уже готовишься к празднику? Судя по этому веночку, ты склонен к сентиментальности, несмотря на всю свою приземленность.
— Просто я люблю испытанные веками традиции и верю, что на них держится мир.
— Черт, тебе нужно не лекции читать, а проповеди в воскресной школе.
Уронив это убийственное изречение, Лора просочилась внутрь дома, безо всяких церемоний стащила шапку и куртку и уверенно направилась в гостиную. Курт прошел за ней, не вполне представляя, в какой форме попросит Лору удалиться. Во всяком случае, следовало поскорее разобраться с главным вопросом: вытащив из шкафа экземпляр монографии, он торопливо набросал несколько строк на титульном листе и с улыбкой передал книгу Лоре. Она пробежала глазами по надписи:
— «Лоре… удивительной девушке… чьи таланты не исчерпываются красотой»… Да ты настоящий златоуст! Какая изящная формулировка. Спасибо, я тронута.
Она подошла к Курту, положила руки ему на плечи и легко поцеловала несколько раз подряд. Памятуя о своих честных намерениях, Курт попытался сначала спрятать руки за спину, потом засунуть их в карманы, но в итоге все же заключил Лору в объятия. Ее губы источали нежный аромат какого-то фрукта — то ли вишни, то ли абрикоса. Да и вся она была такая гладенькая, морозная, свежая, душистая — сопротивляться ей было сложно. И стоило ли? Прижав Лору к себе покрепче, Курт ощутил учащенное биение ее сердца — мог ли он оттолкнуть ее и тем самым оскорбить? Просто следовало признать свои предыдущие планы ошибочными, аннулировать внутренний конфликт и пустить стремительно развивающиеся события на самотек. Конечно, все получилось слишком внезапно. Но, в конце концов, она сама этого захотела. А он даже не думал, что так получится, и не очень-то хотел, чтобы так получилось. Все произошло само собой.