Новая повесть о великой войне

Моисеенко Геннадий Николаевич

Не ясности ситуации для войск второго эшелона уже никакой не могло быть, когда дивизии первого эшелона прикрытия границы и пограничники уже вели бои с вражескими частями. Так, что это был вымысел провинившихся командиров, пытавшихся свалить свою вину на кого угодно, а тут подвернулся момент хрущёвской антисталинской кампании. Так можно свалить всё на умершего И.В. Сталина. По принципу, вали всё на умершего вождя и живи себе дальше. И пусть твоя совесть тебя не гложет, за твою растерянность в первые часы войны. В «Киевском Особом военном округе», впоследствии «Юго-Западном фронте», таких случаев было мало. Но Западный фронт, под командованием генерала армии Д.Г. Павлова, этим вполне отличался.

В нашем укрепрайоне всегда находилась дежурная рота. По её сигналу

о нападении противника, или по сигналу находившейся впереди нас пограничной заставы, дивизия, в течение – 2-3-х часов, приводилась в боевое состояние и занимала свой учебный укрепрайон, который сразу становился боевым укреп – районом и тоже, в это короткое время, приводился в боевое состояние. А заявление некоторых командиров, что у них не хватило времени для приведения укрепрайона в боевое состояние, только и говорит о том, что в мирный период на всех учениях они содержали свои позиции в ненадлежащем состоянии, согласно уставным требованиям, Правда, это касается в основном бревенчато земляных сооружений. А что касается долговременных бетонных укреплений, строительство которых, при нашей помощи, вели строительные батальоны, то в ряде случаев они остались недостроенными, но тоже были приведены в боевую готовность, насколько это позволяло их состояние. Такую боевую готовность, которую позволяла создавшаяся ситуация. По этому, вся пропагандистская, правда уже последующая шумиха вокруг термина, что это – либо провокация, либо пограничный инцидент локального характера, или это начало масштабных боевых действий, то есть война, нас вообще мало интересовало и тем более именно это не могло вызвать никакой паники.

А создание паники в войсках предусматривалось немецкой доктриной «Блицкрига», директивой №21, подписанной Гитлером 18 декабря 1940 года, то есть внезапного и молниеносного удара, который и произошел 22 июня. Характер этой директивы и последующих действий был важен для Верховного командования, которое обращалось к стране и определяло ход событий на большую перспективу. Поэтому, первым и выступил В.М. Молотов, а для И.В. Сталина нужно было определить масштабы начавшихся событий, которые в войсках были неясными, что бы ни говорили впоследствии.

Когда прошло много лет и то не всё ясно. Идёт большой разнобой в трактовках первых моментов войны и периода боёв между новой и старой границами. А в тот период, нужно было время, чтобы оценить масштабы событий, тем более, что с фронтов шла противоречивая информация. Здесь стоит привести основные стратегические замыслы Гитлера, которые проясняют характер наших контрмер принимаемых Советским командованием. А Гитлер считал:

– Основные сухопутные силы советских войск находятся в Западной России, и они должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого быстрого выдвижения танковых клиньев…..

– Красная Армия стягивает основные свои силы в район Львова и Белостока и они должны быть разгромлены широкими охватывающими действиями….

– Победа это достижение линии Ленинград – Москва – Сталинград – Кавказ и дальше, когда Россия не сможет оказывать военное сопротивление, линия Волги вплоть до Астрахани.

У нас действовало понятие противник,– говорил Иван Иванович,– вторгшийся на нашу территорию, в нашей зоне ответственности. Дивизионная разведка и разведка пограничных застав, а также облёт границы организованный руководством НКВД показал, что против нас сосредоточен армейский мотомеханизированный корпус-17А, германских войск Рейха. К отражению его атак и был подготовлен наш офицерский состав. Впоследствии мы узнали, что этот облёт границы, с целью получения разведданных, был организован Л.П. Берия, который вёл свой анализ ситуации и докладывал руководству страны. В этом плане вызывала недоумение позиция генерала армии Д. Г. Павлова, о которой уже в послевоенных публикациях поведал 1-й секретарь ЦК Белоруссии П.К. Пономаренко. Ему Павлов Д.Г. сообщил:

– Я докладываю руководству, что на границе всё спокойно и никакой активности противника не наблюдается, а какой-то провокатор сообщил наверх, что немцы концентрируют свои войска и готовят нападение.

Эта позиция проходила и в некоторых фильмах. Впоследствии генерал армии Д.Г. Павлов объяснял

свою информацию тем, что он поверил донесениям разведки армий, расположенных на подступах к границе, и не перепроверил эти данные своей фронтовой разведкой. Это можно объяснить предвоенной беспечностью генерала армии Д.Г. Павлова, но сумма факторов наводит и на иные мысли. Правда, в вопросах строительства укрепрайонов, уже после своего ареста, генерал Павлов Д.Г. признавал свою вину в том, что он своевременно не ставил вопрос о создании сплошной линии обороны по типу «Линии Маннергейма», и не бил в колокола по этому вопросу. Он признавал, что выдвигал эту идею, но уже гораздо позже, когда осуществить её, уже не было времени.

И по этому поводу, досужие либеральные критики изливали много желчи и чернил, обвиняя во всём уже И.В. Сталина. Но тут Павлов Д.Г. не смог проанализировать ситуацию и в этом узком вопросе говорил о себе неверно, пытаясь оправдать наличие свободных мест в обороне, что давало немцам возможность обхода обороняющихся подразделений. Во-первых, у страны не было ни сил, ни средств создать такую оборону по длине всей Белорусской границы. А во вторых, как показывает опыт Франции, где линия Мажино превышала 400 километров. Гитлер бы её всё равно обошёл и нанёс основной удар уже не в Белоруссии, а например, на Украине или в любом другом месте границы. Однако эти рассуждения не снимают вину с Д.Г. Павлова в его беспечном отношении к строительству укрепрайонов в узловых точках границы.

Что касается разведывательных полётов нашей и немецкой авиации, в особенности в предвоенный период, много было шума и критики, что якобы руководство, и даже сам И.В. Сталин, никакой реакции на эти полеты не проявляли. А их в последний предвоенный период было порядка 120 нарушений воздушной границы. Но, прежде всего, хочу сказать, – говорил Иван Иванович,– что это конечно не вопрос И.В. Сталина, а вопрос командующих округов и командующих авиацией округов. И ссылаться на указания о том, что ни поддаваться на провокации и самим не производить какие либо провокационные действия, что приводило к отрицательному эффекту при нарушениях немцами воздушной границы, это конечно абсурд. А кто и когда, в стране, которая ищет мира, рекомендует производить провокационные действия либо реагировать на провокации противника. Это вопрос соответствующих авиационных командиров, оценивать какие действия провокационные, а какие нет.

Реальная обстановка на границе и в приграничных зонах складывалась таким образом, что как немецкая, так и наша авиация разведывательные полёты производили. И на встрече В.М. Молотова с А. Гитлером и Вячеслав Михайлович и в ответ, Гитлер ставили вопрос о нарушениях границы авиацией. То, что германская авиация нарушала границу в своих разведывательных и провокационных полётах, так это однозначно, чему мы были не только свидетели, но и участники этих инцидентов. Но вот то, что наша авиация часто нарушала границу Германии – Гитлер конечно, по своему провокационному обыкновению, сильно преувеличивал. В крайнем случае, мы такие отдельные факты, конечно, наблюдали, но в очень ограниченном количестве и на небольшие расстояния. Серьёзных нарушений границы с нашей стороны мы не наблюдали. Но специализированная разведывательная авиация, у нас конечно существовала. Во-первых, с нашей стороны, это были очень редкие разведывательные полёты вдоль границы, с чёткой инструкцией и запретом центра: – « Границу не пересекать!». Но воздушная граница это не Кутузовский проспект и такие нарушения отдельными лётчиками, в связи с потерей ориентиров или их отсутствием, на ряде участков границы могли происходить.

А то, что никаких мер, в отношении нарушителей нашей воздушной границы, не принималось – это конечно пропагандистский блеф. Как мы уже говорили, на нашем участке была запретная зона, отстоящая от границы на достаточном расстоянии. В этой зоне полёты были запрещены. И в нашу задачу входило открывать огонь на поражение, как только нарушитель пересечёт эту зону. Кроме того, в директиве Генерального штаба о разработке планов прикрытия границы, четко говорилось об уничтожении противника нарушившего воздушное пространство Советского Союза. Немцы конечно не так глупы, что бы открыто лезть на рожон под огонь зенитной артиллерии, или действовать в районе полевых аэродромов Красной Армии. Но такие инциденты были.