Новая прошивка императора

Бутримовский Николай

— Ваше величество, а что вы имели в виду, говоря про это Джоу Го и прочее? — спросил Гиляровский.

— Сосуд государственный и его наполнение в гармонии надлежит содержать, — тихо ответил я и уже громко крикнул для постепенно двигающихся ко мне сановников, в первых рядах которых виднелись ошеломлённые лица Ник Ника и Сандро, — Господа Государственный Совет! Сегодняшнее заседание не задалось, поэтому обсудим наши вопросы в следующий раз, через несколько дней!

— Никки! Что ты такое сделал? — великий князь Николай Николаевич[3] добрался-таки до моего

ландо, а за ним уже поспешали оба «прогрессивных» Михайловича.

— То, что должен был, дядя. Продолжил реформы моего деда! Завтра жду вас после завтрака, если есть вопросы. А пока… Крепитесь. Владимир Александрович и Кирилл были убиты во время покушения!

Ошеломив «родственников» ещё одной новостью, я махнул рукой и скомандовал возвращаться в Александрининский дворец, по пути диктуя распоряжения, которые вместо раненого Менделеева записывал Гиляровский.

— Как вернёмся, немедленно отправить её величеству Марии Фёдоровне сообщение о покушении, моём счастливом спасении и о трагической гибели великих князей. Отправить телеграммы с текстом манифеста во все правительственные учреждения и газеты крупных городов по заранее заготовленному списку. Сводным гвардейским батальоном оцепить мою резиденцию…

На последнем предложении генерал Ширинкин кивнул и сделал запись в своём блокнотике.

— Владимир Дмитриевич, передайте господину Гиляровскому заготовленные материалы для публикации, надеюсь, они заменят то, что нельзя печатать, несмотря на объявленную только что свободу.

Менделеев-младший перехватил здоровой рукой портфель, открыл его и вытащил тонкую папку на завязках:

— Прошу вас, Владимир Алексеевич. Здесь некоторые разъяснения по крестьянскому вопросу и отмене выкупных платежей.

— Может в свете случившегося это сейчас и не так первостепенно, но важно, — добавил я и вновь переключился на указания секретарю — мысли плавали. — Кроме того, Владимир Дмитриевич, нужно будет оповестить Танеева и решить с организацией достойного погребения великих князей и иных погибших. А также позаботиться о раненных и родственниках. Узнайте, как состояние Гессе.

— Обязательно, ваше величество.

Мы проехали мост, направляясь к Нескучному саду, а Гиляровский начал заметно ёрзать.

— Торопитесь в редакцию, Владимир Алексеевич?

— Конечно, ваше величество!

— Могу вас высадить.

— Это было бы замечательно, ваше величество!

Я приказал остановить и криминальный журналист, на глазах ставший обозревателем высших политических сфер империи, откланялся и быстро, почти бегом направился куда-то по московским улицам.

— Ваше величество, — обратился ко мне генерал Ширинкин, когда мы возобновили движение. — Манифест неизбежно вызовет брожение в обществе, и это странное нападение прямо перед его обнародованием. Мне кажется, что некто заранее предполагал о ваших планах.

— Вывод сей напрашивается, но кто мог такое организовать и при этом быть достаточно осведомлённым в вопросах, которыми я ни с кем не делился? — ответил я.

Мне-то истинные виновники были известны,

как была известна и взаимосвязь покушения с моими планами, но не раскрывать же все эти моменты местному охранителю? Вот и пришлось пускаться в туманные рассуждения:

— Мне кажется маловероятным, что нападение совершили внутренние враги. Подозреваю, что здесь дело рук кого-то извне… Но кого? Ответ на этот вопрос мне неизвестен. Надеюсь, что следствие покажет!

— Ваше величество, в любом случае система охраны требует изменений!

— Это верно, всё, что мы недавно обсуждали, следует как можно скорее реализовывать.

— Новые роты для стрелкового полка формируются, также полагаю, что теперь будет разумным при поездках организовывать дальние конные пикеты, для обнаружения и предупреждения возможных засад.

— Звучит разумно…

Постепенно беседа утихла, и я, вооружившись засапожной фляжкой, просто рассматривал сквозь густой конвой московские улицы. Однако через несколько глотков фляга предательски опустела! И как раз в это время на одном из близлежащих домов я увидел вывеску «Конъякъ Шустова».

— А ну-ка братцы, остановите!

[1] Князь Пётр Дмитриевич Святополк-Мирский (1857–1914) с 1895 губернатор в Пензе, в реальной истории в 1900 году был назначен командиром Отдельного корпуса жандармов, затем был губернатором Виленской, Ковненской и Гродненской губерний, а после, по протекции Марии Фёдоровны, стал министром внутренних дел. Отличался либеральными взглядами, в том числе предлагал Николаю II ввести в Государственный совет выборных представителей от общественных организаций, что вызвало конфликт с Победоносцевым, неудовольствие царя и отставку.

[2] За базу использованы материалы Октябрьского манифеста 17 октября 1905 года, но есть и кое-что отличающееся.

[3] По воспоминаниям Витте, в 1905 году Ник Ник уговаривал Николая II подписать Октябрьский манифест. А когда император начал склоняться к введению жёсткой диктатуры, то Ник Ник устроил экзальтированную истерику, чем и склонил чашу весов в пользу либеральных уступок.

Эпилог

В телевизоре партнёр Лёня Голубков ездил по ушам своему брату-алкашу с лицом Сергея Юльевича Витте, требуя срочно выкупить все паи Русско-Китайского банка у Моргана и Ротшильда:

— Да не халявщик я, вскоре революционеры царя убьют и снова начнётся строительство КВЖД! Да и в Порт-Артур десант латышских стрелков пошлём! Вот тогда акции вверх и попрут! С золота есть будем! Жене сапоги германские справлю!..

— А-а-а, проклятье… — открыв глаза и увидев ночную ещё темноту, выругался и сел на постели.

Накатили тоска и одиночество, захотелось увидеть и не только увидеть, Зою. Отбросив одеяло и посмотрев, насколько сильно хочу её увидеть, покачал головой и направился к столу, где стоял графин с водой. После вечерней порции Шустовского, в довершение к кошмару и иным желаниям, хотелось пить.