Новая прошивка императора

Бутримовский Николай

Мама, исполняй свой долг, следуя моим распоряжениям. Всё будет хорошо!

К вечеру, чувствуя себя разбитым и усталым, я пригласил на чаепитие графа Игнатьева. Алексей Павлович был отцом того самого Игнатьева,

который после революции остался верен своей стране, стал генералом РККА и оставил воспоминания «Пятьдесят лет в строю». Старый заслуженный аристократ, который с недавних пор стал в том числе и членом Государственного совета, оказался неприятным собеседником.

Выслушав его отрицательное мнение об опубликованном манифесте, я примирительно выставил ладони:

— Хватит, Алексей Павлович, прошу вас… Я понял вашу точку зрения, хоть и не могу принять её. Выслушайте же теперь моё предложение…

Беседа затянулась за полночь, но мы договорились — граф Игнатьев уехал от меня с неофициальным пока статусом лидера монархической партии и щепетильным внешнеполитическим заданием в Стамбуле.

В Петербурге же сразу «хорошо» не получилось, через день после опубликования в газетах манифеста там вновь полыхнула унятая было Треповым стачка. На этот раз протесты перекинулись с ткацких заведений на Обуховский и Путиловский заводы и иные машиностроительные предприятия. Вновь появились требования сократить рабочий день — по недавнему успешному примеру.

Мне пришлось опубликовать обращение к забастовщикам, с призывами к ним не нарушать общественный порядок и ограничить

забастовку территорией фабрик и заводов. Там же публично я пообещал в ответ не применять полицию для разгона законных стачек и принуждения рабочих к возвращению в цеха.

По моим указаниям, полиция и приданные ей войска начали оцеплять рабочие районы и жёстко пресекать всяческие эксцессы. Беспорядки резко поутихли и локализовались на промышленных территориях, начались переговоры с администрацией и владельцами предприятий.

Но одновременно с этим произошли протестные шевеления и на московских производствах. И до кучи на меня посыпались верноподданейшие письма от заводчиков и фабрикантов, которые требовали унять рабочих и прекратить опасные заигрывания с чернью. Частично я их игнорировал, а прочие поручал Витте. Он должен был вести переговоры и разъяснять новую политику государства…

За несколько дней горячка стала спадать. И утром 8 июня я завтракал с отличным настроением, собираясь затем вместе с московским генерал-губернатором и руководителем МВД Треповым, проехаться по нескольким фабрикам и пообщаться с обеими сторонами тлеющего конфликта.

Добивая большой бутерброд с ветчиной и маслом, я потянулся к чашке с крепким горячим чаем, и в этот момент в столовую просочился дежурный секретарь:

— Государь, срочная телеграмма из Петербурга. На Путиловском заводе администрация объявила локаут!