Новая родня
Шрифт:
— Не мешайте, сами сделаем!
— А я знаю, почему вы всех отгоняете, а я знаю! — надоедливо, как комар, пела Светлана.
— Ничего ты не знаешь.
— А хотите, громко скажу?
— Ну и пожалуйста.
Однако она не исполняла своей угрозы и, наклонившись к ребятам, говорила им шепотом:
— На войну хотите в этой лодке удрать!
— Вот и ничего подобного.
— А для чего же вы так стараетесь?
— Для ван?его удовольствия! Вот как починим лодку, посадим всех меченых девочек и повезем в госпиталь кожу
— Вот и чудесно… А то мы ждем не дождемся! — И длинноногая Светлана отходила, пожав плечами.
С тех пор как доктор прислал им благодарность, девчонки совсем загордились. Ходили молчаливые, загадочные, ожидая, когда их позовут на подвиг. В особенности загордилась Светка-Луна. Ведь не с каждого лица делают чертежи для военных надобностей. И не каждая фотография лежит вот так под стеклом в кабинете главного хирурга!
И хотя курмышские девчонки ничего еще для войны не сделали, они ходили уже такими важными, как будто насовершали столько геройств, что мальчишкам и не снилось.
Однако лодка, отданная в распоряжение ребят, так их и притягивала. Светлана, сделав круг по мокрому лугу, как цапля по болоту, снова пристала:
— А я знаю, знаю!
— Ну что ты еще знаешь?
— Не удастся вам на этой лодке на войну уплыть, а придется молоко возить! Географию плохо учите. Наша речка впадает в Суру, Сура в Волгу, Волга в Каспийское море… А вам надо совсем не туда!
С досады Мика ударил колотушкой вместо конопатки по пальцам и сплюнул:
— Любишь ты под руку говорить!
Когда девчонки отстали, а ребячья мелкота занялась беготней на ходулях, Мика сказал Юке:
— А вдруг Светлана увяжется с нами в госпиталь плыть? Слыхал, она затеяла собирать яички для раненых? Это чтобы самой отвозить их.
— Нет-нет, этого мы не допустим, так и скажем: где двое— третий лишний!
— Правильно, мы ладью конопатили, мы на ней и будем плавать!
— Иначе не согласны, так с кладовщиком и договоримся, вон он плывет! Разведал нам путь и возвращается.
К выгону, ныряя в волнах, приближался остроносый челнок деда Акима. Мальчика, сидевшего на дне, не было видно. И когда он поднялся за дедом и заковылял, опираясь на его плечо, ребята бросились навстречу. Неужели тот самый, безногий?
Но, смотри-ка, на нем матросская тельняшка под старым бушлатом…
Одержимые любопытством, ребята подскочили к безногому.
— Узнаете? — улыбнулся дед Аким. — Ну вот, я вам товарища привез, специалист по морскому делу, кандидат в школу юнг. Знает, как шпаклевать шлюпки, и прочее. Лучшего капитана для нашего корабля не придумаешь. Находка! — И, видя растерянность ребят, громко представил — Товарищ Панас— морская душа, хочет поселиться у нас в, Курмышах!
— Панас? — переспросил Мика. — Тебя звать Панас?
— Да.
Мика отшатнулся, перевел дух и проговорил, сдерживая волнение:
— А ты не
— Учайкин? Не знаю… Помню только, когда тащил меня какой-то солдат в укрытие, я укололся о его щеку… Борода у него росла какими-то кустиками!
— А ватником он тебя укрывал?
— Укрывал. Я этот ватник потом отдал девчонке, которая совсем зазябла.
— Так ты же мой названый брат! — бросился, к нему Мика. — Пойдем скорей, то-то мама обрадуется!
И, видя, что Панас стесняется идти на костылях, Мика и Юка подставили ему свои плечи. Так и пошли по селу. И, пока дошли до избы, за ними уже тянулась изрядная толпа детворы всех возрастов, удивляясь и завидуя.
Мика провел Панаса прямо в чистую горницу, минуя избу, хотя в ней уже не было ни поросенка, переселенного в хлев, ни петуха, приморозившего гребень, ни козлят, давно игравших во дворе. Под лавкой сидели только две наседки, выводя цыплят.
Когда прибежала мать, извещенная соседками о неожиданном госте, Мика попросил угостить Панаса обедом из отдельной чашки.
Узнав, что это тот самый Панас, которого спас Григорий, Марфа обняла его, расцеловала и, собирая на стол, начала расспрашивать все подробности: и что Григорий говорил, и как он выглядел. И всплескивала руками:
— Говоришь, о небритую бороду его укололся? Правая щека у него действительно бугроватая, колючая. Это Гришку дедушкино ружье отметило, когда еще мальчишкой был. Взял без спросу, бухнул, а оно старенькое и разорвалось! Мамка его плакала, а дед утешал: «Это к счастью, такой меченый парень никогда не пропадет!» Не верю, что его убило. Ошибка. Нет на него похоронки, значит, еще воюет… Наверно, у партизан. Ой, как же он доволен будет, когда узнает, что ты нашелся! Ах-ха-ха, вот радость у нас какая! Вот дива дивные!
Широкие щеки Марфы раскраснелись. Глаза светились доброй ласковостью. И Панас, словно попав из холода в тепло, оттаивал. Ел толстые пшенные блины, смазанные толченым конопляным семенем, вкусно хрустящие на зубах. Ел кислые щи, налитые в отдельную миску. И даже вспотел от сытости. И так захотел спать, что сразу после еды и заснул на кровати в чистой горнице.
Когда он заснул, Марфа поманила детей к себе поближе и шепнула им:
— А не рассердится ли на нас отец, что мы горницу заселяем? Она ведь для гостей… Не спросясь ведь это все делаем… без хозяина.
— Как же без хозяина? Я за него, — сказал Мика, — я и велю. Пусть он так и спит на отдельной кровати. А Галинка вернется, будет на своей…
— А я на какой? — заныл Сандрик, до тех пор занятый тем, что помогал Панасу есть блины и щи за компанию.
— Да купим, купим и тебе кроватку, уймись ты! — сказал Мика. — Постараемся, поработаем, разживемся еще на одну детскую!
— Ну конечно, хозяин ты мой, тебе за починку лодки счетовод полный трудодень начислит, как большому.
— А я и есть большой.