Новик
Шрифт:
Оружие, впрочем, не понадобилось. Из крайней хижины вышла старуха с корытом в руках, не обратив на нас никакого внимания. Седая и древняя, она была если не свидетельницей крещения Руси, то как минимум застала татаро-монгольское иго.
— Вернулися, сынки? — прошамкала она, сослепу приняв нас за членов банды.
— Ага, — хмыкнул дядька, убирая саблю в ножны и по-хозяйски оглядывая бандитский хутор.
На полянке стояли буквально четыре шалаша из жердей, у коновязи стоял мерин, потряхивая гривой. Значит, можно и наших коней сюда провести.
—
Пусть придётся идти в обход, но мне спокойнее, когда наши кони рядом с нами. А мерина можно будет взять как заводного или вьючного, всё лучше, чем перегружать и без того уставших лошадей.
Я вернулся за Гюльчатай и дядькиным конём, начал искать обходной путь. Просто обогнул бурелом, вышел к ручью и пошёл вдоль бережка.
Когда я вернулся, Леонтий уже деловито обыскивал хижины, вытаскивая всяческую рухлядь на улицу. Меха, выделанные шкурки, отрезы ткани, одежда, сапоги, оружие, словно он обыскивал не разбойничьи шалаши, а пещеру Алладина.
Старуха, как ни в чём не бывало, черпала в корыто воду из ручья, напевая себе под нос какую-то заунывную песенку. Она, похоже, даже и не поняла, что на самом деле произошло. Мне даже стало как-то неловко. Мы ведь, наверное, повесили кого-то из её родичей, да и вряд ли одинокая старуха сумеет вообще выжить в такой глуши. А оставлять её на произвол судьбы… Сомнительно. Уж лучше бы нам тут встретились ещё разбойники. Мне было бы гораздо проще сделать выбор.
Глава 7
Пока потрошили логово, даже забыли про время. Настолько, что начало уже смеркаться, так что я расседлал наших лошадей и принялся разводить костёр, готовясь ночевать здесь же, в одном из шалашей.
— Касатики, а вы Ефимку не видали? — спросила старуха. — Жду его, нет и нет, нет и нет…
— Нет, бабуся, не видали, — ответил дядька.
Имён мы не спрашивали, поэтому со спокойной душой могли так говорить. Бог его знает, кто из них там Ефимка, кто Иванец, а кто Вторуша. Паспортов тут пока тоже не придумали.
— А я кулеша сварила, будете?! — спросила старуха.
Я поморщился. Походный кулеш уже успел надоесть мне хуже горькой редьки.
— Нет, матушка, не будем, — сказал я. — Скажи-ка лучше, где тут хутор или деревня какая поблизости есть.
— Так вот хутор наш, — не поняла она.
— Другие, другие! — нетерпеливо перебил я.
— Так вниз по ручью, Марьинка будет там, — вытягивая костлявую руку, ответила старуха.
— Вот и славно. Всё, спи ложись, — приказал я.
— Пока Ефимка не вернётся, не лягу, — капризно заявила она.
— Ну жди сиди, — буркнул дядька.
Он явно её не опасался, я же всё равно был настороже. Мало ли что взбредёт в её седую голову, и что прикажет ей сделать старческая деменция.
— Дядька, мы ж это всё не утащим, — тихо сказал я, критически оглядывая целый ворох разномастного добра.
— Утащим, — махнул он рукой. — На саблю взяли, не оставлять же пропадать!
— Тоже
— А чего с ней? — не понял дядька. — Пущай живёт.
— Так помрёт она тут, считай, одна в глуши, — сказал я.
— Эх, доброе у тебя сердце, Никит Степаныч! — улыбнулся Леонтий. — Ну, в деревню ближайшую проводить можно, а там уж сама пусть, как хочет.
— А хабар где лучше продать, как считаешь? В Тулу завернуть, или до Москвы подождать? — спросил я.
— До Тулы ближе тащить, но и прибыток меньше будет, да и узнать могут своё, — пожал плечами дядька. — До Москвы можем и не довезти, ежели опять на татей дорога выведет. Тут уж тебе решать, моё дело маленькое.
Понятно, пусть начальство думает, у него голова большая.
— Телегу бы… — пробормотал я.
— Ну вот в деревне и выменяем на что-нибудь, — пожал плечами Леонтий. — Делов-то.
Мы наскоро поужинали холодным мясом, выпили мёду, который нашёлся среди прочей добычи, и расположились в самой просторной хижине на грубых деревянных нарах, которые мы застелили шкурами, сбросив чужие постели на пол. Спали по очереди. Банда хоть и качалась в петлях возле тракта, но я всё равно не чувствовал себя здесь в безопасности.
Мне выпало второе дежурство, вторая половина ночи, и я зарылся в шкуры и мгновенно уснул, чтобы вскоре проснуться от аккуратного толчка в плечо. Словно и не спал вовсе, а половина ночи уже прошла.
Старуха так и не легла, упрямо выполняя своё обещание ждать Ефимку, бродила по лагерю, иногда подбрасывала несколько веточек в костёр, доставала завёрнутую в тряпицу корочку хлеба, посасывала её. Меня больше заботила не она, а наша добыча.
Как бы дядька не увязывал тюки и не навьючивал наших коней, всё мы не утащим, даже при большом желании, даже если возьмём часть груза на собственные горбы. Утром надо будет отобрать то, что мы оставим, а что заберём. Что могут узнать деревенские жители или тульские купцы, а что можно будет продать без проблем. Мы-то, конечно, взяли это на саблю, тут дядька прав, по всем законам это всё наше. Но лишняя морока мне тоже ни к чему.
Мне всё-таки хотелось поскорее добраться до Москвы, а не возиться с тяжбами и судами.
Москва… Современную мне Москву я не очень-то любил. Шумная, торопливая, многолюдная. А вот на здешнюю Москву поглядеть было крайне любопытно. Даже как туристу, просто сравнить две столицы. Поэтому прибытия туда я ждал с нетерпением, хоть и не совсем представлял, что буду там делать, и как буду проникать на аудиенцию к государю.
Я ведь обычный новик, не воевода и даже не полноценный боярин. Обычный служилый человек, боярский сын, городовой дворянин от Владимира. В жильцы на Москве не записан, то есть, службу нести обязан не рядом с царём, а на порубежье или в гарнизоне, особых заслуг не имею. Для такого попасть на аудиенцию к царю всё равно что обычному лейтенантику из дальнего гарнизона попасть к Верховному Главнокомандующему, проездом находясь в Москве. Почти нереально, короче.