Новик
Шрифт:
— Да, — сказал я.
— Значит, слово царское ему что ветер гулящий… — проворчал Мстиславский, аккуратно сворачивая письмо обратно и возвращая печать на место. — Курбский, с-собака…
— Что делать будем? — спросил я. — Без приказа выходить нельзя. Весны ждать тоже нельзя.
Я ничуть не удивился тому, что Андрей Курбский саботирует ход войны. Похоже, отъехать в Литву он решился уже давно, а теперь просто зарабатывал очки в глазах короля Сигизмунда, которому собирался присягнуть. Жаль, что эту улику мы никак не можем использовать против него. Улики, полученные с нарушением
Но раз нашлась одна, то обязательно найдутся и другие. Вряд ли князь Курбский настолько осторожен.
— Что-что… Идти надо, Мариенбург брать, покуда Жигимонтова рать не подоспела, — сказал Морозов.
— Подумать надо, поразмыслить, — сказал Иван Фёдорович, протягивая запечатанный свиток обратно мне.
Даже никаких следов не осталось. Князь, похоже, человек многих талантов, и не только военных.
— Завтра ко мне приходите. Оба. В обед, — сказал Мстиславский. — Я покуда с другими воеводами поговорю. Всем уже сидеть надоело, а вот выйдут ли, если позову? Вопрос. И помните. Ни слова.
— Богом клянусь, — сказал боярин Морозов, достал нательный крестик и поцеловал его.
Я сделал то же самое, целуя крест на том, что всё, здесь произошедшее, не покинет этих стен. Мне самому не хотелось бы, чтобы кто-то узнал о том, что я позволил вскрыть царское письмо, которое я должен был передать адресату.
— А что, если Курбскому этот свиток передать? Прилюдно чтобы прочёл? — спросил я.
Не то, чтоб я князя защищал, но могло быть и так, что во втором письме ничего подобного не сказывалось. Нельзя исключать и такого варианта.
— Прилюдно? — фыркнул Морозов. — Рази станет он вслух-то читать?
— Можно попробовать, — кивнул князь. — Даже если и не вслух прочтёт, по лицу его видно будет.
На том и порешили. И вручить забытое письмо я должен был завтра, при всех, перехватив Курбского во дворе кремля.
Обратно на постоялый двор я отправился, полный уверенности в скорой отправке войск на запад. Даже если князь Курбский категорически против, в открытую саботируя государев приказ, вторым человеком после него всё равно был Мстиславский, и если что с главным воеводой случится, войско поведёт именно он.
И я уже разрабатывал план по устранению предателя. Можно даже не насмерть, хотя лично я предпочёл бы видеть этого негодяя болтающимся в петле.
Но это был совсем уж аварийный план, на самый крайний случай, потому что князь Курбский всё ещё был царским любимчиком и нашим главным воеводой, и за покушение на его жизнь и здоровье меня по головке не погладят. А если и погладят, то только топором палача.
Остаток дня я провёл со своей сотней. Настроение у всех было приподнятым, меня были искренне рады видеть, да и я соскучился по этим бородатым рожам. Так что мы пили, отмечая одновременно и праздник Обрезания Господня, и моё возвращение.
Я даже сумел немного расслабиться и позабыть про все навалившиеся проблемы. Про войну, про свою рану, про князя Курбского. Я отдыхал душой и телом, слушая рассказы стрельцов и ветеранские байки. Кто-то бы сказал, что невместно помещику
Правда, спать я ушёл раньше остальных, сославшись на своё ранение. Я и впрямь утомился после тяжёлого дня, и здешнее псковское пиво как-то слишком быстро меня придавило. Да и меру надо блюсти.
А уже утром, вновь облачившись в зерцальный доспех, алую епанчу и лучшие свои шаровары, отчего я выглядел первым модником во всём Пскове, я отправился в кремль снова. На этот раз в компании дядьки, который прилип ко мне, как банный лист.
С Мстиславским условились так, что письмо князю Курбскому я передам во дворе, а значит, надо было его там дождаться. Мороз пощипывал лицо, холодный ветер стремился выдуть последние крохи тепла, ясно напоминая мне о том, что на дворе сейчас Малый ледниковый период. Зимы нынче суровые, а лета — короткие и чаще всего дождливые.
Так что я переминался с ноги на ногу во дворе крепости, ожидая, когда сюда выйдет князь, которого Мстиславский должен был выманить под каким-нибудь благовидным предлогом.
Курбский появился внезапно, направляясь прямиком к конюшням, и я тут же вытащил свиток из рукава.
— Княже! — окликнул я его.
Он остановился, прищурился, вспоминая, кто я такой.
— Забыл вчерась! Ещё записка от государя тебе! — говорил я нарочито громко, привлекая всеобщее внимание.
— Давай её сюда, — проворчал Курбский нетерпеливо.
Я протянул свиток, князь осмотрел печать, сломал её, развернул письмо. Всё по плану, как и задумывалось.
— Ясно, — буркнул он, быстро прочитав записку и сунув её за пазуху. — Молодец, сотник, на своём крепко стоишь. Любой ценой, да? Хорошую подделку смастерил, письмо как настоящее. И почерк похож. Да только со мной такие фокусы не пройдут, понял? В поруб его.
Глава 26
Здешним порубом оказалось холодное и тёмное помещение полтора на полтора метра с земляным полом и бревенчатыми стенами. Из предметов интерьера тут имелось только обледеневшее ведро, справлять нужду, и больше ничего. Даже присесть было негде, разве что на пол, но отмораживать себе потроха я не хотел. Сел на корточки, подметая пол дорогим алым сукном своей епанчи.
Обыскивали меня не очень тщательно, отняли только пояс с саблей и косарем, засапожник остался на месте. Но даже если просунуть его в щель между дверью и косяком и отпереть засов, то ничего хорошего из этого не выйдет. Как говорится, побежал, значит, виновен. А я себя виноватым не чувствовал. Очередная судебная ошибка, произвол князя-самодура. Неприязнь к Курбскому только усилилась.
Я сейчас мог только ждать. Известие непременно дойдёт до Мстиславского, а уж он-то не должен оставить меня в беде, к тому же со мной был дядька, знающий, кого известить. Леонтия в свои планы я посвятил ещё вчера, хоть и не рассказывал о том, что мы вскрывали царское письмо. Клятву я держал.