Новое место жительства

Верещагин Олег Николаевич

Я сел на постели. Прислушался. Нет — в соседней комнате тикали часы. Я на них обратил внимание мельком вчера — с двадцатишестичасовым циферблатом и гирей, как в некоторых деревнях ещё сохранились. Что же… а, вчера накатила усталость, Лена молча постелила мне на низком удобном топчане–диване в зале, а они с Юркой ушли в соседнюю — вторую — спальню, перед кухней. Ушли вдвоём, совершенно естественно и обыденно. Если кто-то и ходил потом через мою комнату — не помню, не слышал…

Помедлив, я высунулся по очереди в соседние спальни. Там никого не было. Вообще. Тихо. Прохладно. Убрано–прибрано… Двери открыты настежь. Героически подтянув трусы, я влез в накидку и поднялся наружу.

Первое, что я увидел — был Юрка. В одних штанах, он колол дрова. Одна из вчерашних девчонок — я не запомнил, кто из них кто — собирала наколотые поленья и складировала их возле сарая, в котором, как я понял, держали скотину и разный инвентарь. Вместе с ней были ещё двое пацанов, тоже лет по 5–6. Работали они дружно, но явно не успевали. Юрка колол дрова, как Николай II [35] — вдохновенно и точно. Ставил толстенный чурбак на плоский приземистый берёзовый пенёк, с коротким «ххык!» взмётывал и опускал массивный колун на длинной — в мою руку — рукояти. Чурбак разлетался; Юрка чуть ли не на лету подхватывал половинки, ставил — «ххык!», ставил — «ххык!» Мелкие восторженно волокли четыре ровненьких полешка в поленницу. По одному — девчонка и пацан похлипче, два — гордо надрываясь — второй пацан. Картина, если честно, с Юркой как-то не вязалась. Он всё-таки был тонкокостный, хотя и высокий, и сильный — мальчишка. На его месте должен быть кряжистый бородатый мужичок, который потом обязан был утереть лоб, перекреститься на солнышко и сказать: «Хух, добре поработал! Эй, Матрена, кваску испить!»

35

Среди немногих по–настоящему увлекавших последнего русского императора дел в самом деле была колка дров.

— Ну-ка, Тонька, неси квасу, — сказал Юрка, опуская топор и глядя на солнце. Мальчишки принялись собирать щепки — явно для каких-то своих нужд. Девчонка рванула к дому — и ойкнула, увидев меня, затормозила на полной скорости.

— Доброе утро, — пискнула она. Я кивнул и, посторонившись, пошёл к Юрке. Мальчишки рассматривали меня тем неприятным неотрывным взглядом, которым маленькие дети умеют смотреть на тех, кто им интересен.

— А, проснулся, — Юрка разминал пальцами плечо. Шрам немного вспух. Я по–прежнему молча кивнул на него, Юрка поморщился: — Фигня. Поколешь?

— Давай, — я принял колун. — Только я никогда не колол.

— Мы все учились понемногу… Сашок, тащи чурбак.

Мальчишка — тот, который покрепче — притащил и установил обеими руками берёзовый обрубок. Он был в обычной пятнистой майке и джинсовых шортах и — на что я обратил внимание — не замурзанный, ухоженный. Ну, насколько вообще может быть ухоженным пятилетний пацан, болтающийся на улице, похоже, уже довольно долго.

— Во, — сказал он и буквально стрельнул в меня взглядом. Да, он тоже не очень был похож на крестьянского мальчика. Дитя вокзала, расцвётшее теперь на природе, где можно никого не бояться и ни от кого не шарахаться… Я усмехнулся в ответ и грохнул по чурбаку.

Колун завяз. Юрка хрюкнул в кувшин (Тонька припёрла квас). Мальчишки переглянулись, и тот, что похлипче, сказал рассудительно:

— Не надо так сильно… — он словно бы замялся, Тонька что-то ему шепнула, — …дядя Владик. Надо чтоб он только прямо шёл, — он показал ладонью, — а там он сам расколет. Он же тяжёлый. Папка так колол, когда мы там жили.

— Ты не помнишь, это я тебе рассказывал, — сказал первый, Сашок (ага, они братья, и не ровесники).

— Помню, — насупился мой советчик. Юрка благожелательно

и щедро указал мне на колун, сидящий в чурбаке:

— Корчуй, дядя Владик… А я пока… оооп! — он подхватил Сашка и, неожиданно легко подняв в воздух, посадил его на край крыши сарая. Тот немедленно вцепился в край, завопил от восторга, заболтал ногами.

— Меня! — потребовала Тонька. — Меня, папа Юра–а!!!

Юрка и её определил туда же, потом — без просьбы — второго пацана и спросил у всех троих:

— Никого на дороге не видно?

— Не–е-е–е!!! — хором отозвались все трое.

Я, выкорчёвывая (точно сказано) колун, тихо спросил:

— Папа?

— Потом, — шепнул он.

Со второго раза колун завяз глубже и надёжнее. С крыши раздалось хихиканье — впрочем, вполне деликатное. Впрочем, я не стал обращать внимания — просто раскачал колун, вырвал его и, обрушив в третий раз, рассадил полено надвое. Юрка поставил одну половинку, вторую — но с ними я расправился проще. Юрка одобрительно сообщил:

— Ещё пара месяцев по восемь часов в день — и ты станешь мастером. Гуру поленьев. Йодой колуна.

Не помню, что я там хотел ответить — кажется, что-то язвительное. Но тут из-за землянки (вот ведь, и называть-то так неудобно!) появилась Лена со второй девчонкой.

— Юра, — сказала она, грустно улыбаясь, — коней привели. Поедете?

— Так, — Юрка вздохнул и кивнул. — Пора. Пошли завтракать и одеваться.

* * *

Коней привёл мальчишка, одетый совершенно по–старинному, даже без намёков на современность — рубаха, подпоясанная ремнём с большущим ножом, штаны, босиком. Он что-то сказал Юрке и, пришпорив своего коня пятками (я как раз выходил из землянки), свистнул и исчез в сторону леса.

Нас вышли провожать — и Лена, и девчонки. Я не хотел на это смотреть — чтобы не смущать Юрку… и ещё — потому что мне было завидно. Вместо этого я отвёл доставшегося мне коня в сторону и принялся вьючить.

Привычный запах коня, ровное дыхание, пофыркиванье — всё это меня успокаивало. Конь был солидный, ухоженный, под простым — не как вчера, «рыцарским», а «гримсли» [36] , и в простой сбруе. На крупе было место, куда оказалось можно приторочить рюкзак. Я несколько раз провёл по шее коня, по боку, потом погладил храп — он реагировал совершенно спокойно. Не скажу, что мне это очень понравилось — конечно, сидеть на нём наверняка так же удобно и спокойно, как в кресле, но вряд ли можно… Я заглянул под брюхо — точно. Мерин. На развод не годится и слишком спокоен. Выносливый, смирный, но не боевой.

36

Имеется в виду простое плоское седло из лёгкого дерева и кожи с одной подпругой и покатой задней лукой. «Рыцарские» сёдла были тяжелей, имели очень высокую Т–образную заднюю луку (чтобы поддержать всадника и сохранить его позвоночник при таранном ударе копьём) и довольно высокую — переднюю, да к тому же — две подпруги.

— Ну ничего, — я снова погладил коня, на этот раз — между ушей, почесал лоб. — Всё нормально. Ты мне подходишь, у тебя против меня протестов, наверное, тоже не будет…

Юрка подошёл, ведя своего в поводу. Мы молча уселись в сёдла — я ощутил привычное удовольствие, перенося себя на конскую спину. Уже месяц не сидел в седле!

— Переночуем в Овражке, а завтра утром будем на месте, в Белограде, — сказал Юрка.

— В овражке? — не понял я, подталкивая коня кроссовками (он послушно двинулся вперёд).