Новые парижские тайны
Шрифт:
А вот страница, целиком заполненная именами детей, большей частью иностранными — польскими, венгерскими, итальянскими, немецкими. Я поднимаю удивленный взгляд на начальника части.
— Взгляните на дату, — советует он с улыбкой.
— Четырнадцатое июля… Ну и ну!
— В любой праздник, на любое праздничное шествие всегда собираются тысячи зевак из самых разных уголков Парижа. Дети часто теряются в толпе, особенно маленькие — от четырех до десяти лет. Юные французы часто могут хоть сказать полицейскому или прохожему, как их звать, где живут. Но есть тысячи детей-иностранцев, которые не понимают по-французски.
Представляю, как в такие радостные дни обезумевшие родители осаждают полицейские
— В такой день подчас теряется тридцать-сорок детей, а через несколько часов за ними приходят; матери ищут своих детей, словно потерянный зонтик в столе находок.
«Робер М., 60 лет, проживающий на улице Клиньянкур…»
Он пропал три месяца назад; до сих пор о нем ничего не известно.
«Эмма Ж., 14 лет (выглядит на 16–17), проживающая на улице Дессу-де-Берж…»
Не подает признаков жизни уже пять недель!
«Жак Г., 12 лет, слабого здоровья. Проживает на улице Сен-Жак. Последний раз его видели вместе с какой-то брюнеткой на костылях…»
Ну разве это не похоже на главу из Эжена Сю?
«Эмилия А., 6 лет, проживающая на улице Брока, одета в платье из голубой саржи и синие туфельки…»
Эта пропала два дня назад. Кто может сказать, что происходит в головах у детей, особенно у девочек? Недавно одна четырнадцатилетняя девочка позвонила у ворот парижской больницы. Пока привратник шел отворять, она выстрелила себе в голову из взятого у отца пистолета, и в руках у мужчины оказался труп.
Зачем ей было умирать? Почему именно у дверей неизвестной ей больницы? И зачем она позвонила, прежде чем выстрелить?
Бывает, правда, что и взрослых понять не проще. Как, например, человека, который недавно разбил стекло сигнализатора на улице Гренель. Полицейские в участке схватили трубку. Сначала из нее громогласно раздалось слово «Дерьмо!». Потом три выстрела. И все. Когда машина подъехала к сигнализатору, около него лежал труп человека, который прежде чем застрелиться, повторил знаменитое слово Камброна [28] .
28
Знаменитое слово Камброна — Пьер Камброн (1770–1842) — французский генерал. В битве при Ватерлоо на предложение сдаться ответил: «Гвардия умирает, но не сдается». По другой версии, Камброн произнес только одно слово: «Merde!»
Каждый день они приходят в полицию сотнями.
— Моя жена пропала. Нужно начать расследование. Я уверен, что с ней произошло несчастье.
Комиссар делает соответствующую запись. Но настроен он скептически. Он-то знает, как оканчиваются такие истории. Муж говорит лишь об убийстве или похищении. Он привел бы в движение всю полицию Франции, если б ему позволили.
— Вы уверены, что она не ушла по собственной воле? У нее был приятель?
— Господин комиссар!
Когда через полмесяца жена все еще не найдена, он начинает ругать власти.
Иногда пропадает не жена, а дочь.
— Она не была влюблена?
— Моя дочь? Сразу видно, что вы не знаете, как она воспитывалась.
Проходят месяцы, порой годы. А потом случайно выясняется, что жена преспокойно живет с любовником в Марселе или в Ду, а у дочери уже двое детей, которые жаждут отыскать своего папочку, чтобы все «оформим. Бедные муж или отец, которые в течение месяцев еженедельно ходили в морг и комиссариат, где их узнавали по шагам!
Но другие? Маленькие мальчики, девочки, женщины, которых не находят?
«Филипп С., 29 лет, проживающий па площади Гиенн, перенесший трепанацию черепа…»
Что с ним приключилось?
— Машина тринадцатого участка вышла! — сообщает мне мой сосед, указывая на пульт с горящими лампочками. Набирает номер.
— Алло! Тринадцатый? Ваша машина вышла?
Потом кладет трубку и бормочет:
— Еще один ханыга!
На улицах Дуэ, Бланш, а также в маленьких барах в районе площади Терн каждый вечер можно встретить мужчин лет пятидесяти-шестидесяти: они ведут себя тихо, всегда устраиваются за одним и тем же столиком, играют в белот или манилью и слегка горячатся, только когда заговаривают о политике. Облокотившийся о стойку восемнадцатилетний парень в кричащем шарфе и плоской кепчонке время от времени бросает на них взгляд, в котором столько уважения и восхищения, сколько можно увидеть лишь во взгляде студента-медика, поедающего глазами своего профессора.
Сидящие за столиком люди тоже своего рода «профессора», важные господа: в своей среде они не менее известны, чем прославленные хирурги или во Дворце правосудия светила адвокатуры. Их отличает спокойная гордость и скука знаменитостей. Одеты они, как почтенные буржуа, у дверей их ждут автомобили, живут они в спокойных кварталах, владеют виллами в Ла-Варенне или на юге, иногда рысаками в Венсене.
Парень у стойки пялит на них глаза. Он пришел сюда как паломник. Он знает, что седой старичок, пьющий «виши» [29] , — бывший головорез, которому одинаково хорошо знакомы тюрьмы как Южной Америки и Нью-Йорка, так и Пуасси. Сейчас ему принадлежат два самых крупных парижских зала аттракционов: его сосед — владелец кинотеатра, а толстяк с перстнями на пальцах — хозяин целого гаражного треста. Быть может, это фиктивные гаражи, где перекрашивают угнанные автомобили? Да нет! Он преуспевающий человек! Он уже достаточно богат, чтобы не заниматься темными делишками…
29
«Виши» — лечебная минеральная вода из источников, расположенных в г. Виши и его ближайших окрестностях (центр Франции).
Парень никак не может привлечь их внимание. Он принял залихватский вид, прилепил окурок к нижней губе, обращается к официанту на самом модном жаргоне — все напрасно: господа за столиком его не замечают. Даже если бы они на него посмотрели, то вряд ли обратили бы внимание на этого простофилю. У молодого человека есть внушительный нож с наборной рукояткой, а с сегодняшнего утра — еще и пистолет. В полночь он выходит на улицу, взволнованный, словно идет сдавать на бакалавра, руки его дрожат, колени подгибаются. Одной рукой он ощупывает в кармане нож, другой — гладит рукоятку браунинга. Браунинг не заряжен. Что лучше: воспользоваться им только для устрашения или рискнуть и зарядить? Там, в бистро, партия закончилась; важные господа обсуждают последние выборы на Корсике. А он, один на ночной улице, заряжает оружие, потом разряжает: конечно, он готов рисковать по-крупному, но не сразу же головой! Ведь неизвестно, до чего дойдешь, если у тебя заряженный пистолет.
Три дня назад на улице Монжа он следил за винным погребком; его хозяин торгует еще и углем, ложится спать в одиннадцать, потому что с раннего утра отпускает товар. После этого за стойкой остается лишь хозяйка. Около половины первого она опускает ставни и спокойно подсчитывает выручку. Для поднятия духа молодой человек заходит по дороге в другие бары и размышляет о том, что через час ему идти на дело. О нем будут писать все газеты. Подружки по танцулькам будут шушукаться:
— Я тебе всегда говорила, что он крутой…