Новые парижские тайны
Шрифт:
Полночь… Час ночи… Вызов из XIV округа — опять пьяница, ханыга… Вчера машина XIII округа выезжала семнадцать раз. Правда, было воскресенье и бары у Итальянской заставы ломились от посетителей. Сегодня понедельник: если что-нибудь произойдет, это будет чудо. Или что-то неожиданное и серьезное; такое обычно падает как снег на голову в самый спокойный момент.
В окружных участках полицейские играют в домино или шашки — карты запрещены. Участки почти пусты: как обычно, несколько проституток или какая-нибудь цветочница, которую на всякий случай продержат часа
Два часа… Внимание: загорелась лампочка II округа. Быть может, на этот раз настоящее преступление, какое-нибудь хитрое ограбление, сенсация, о которой завтра заговорят газеты?
— Алло! Городская полиция. Ваша машина вышла.
Минут пять, не больше, и мы уже все знаем. На улице Бомарше двое подвыпивших гуляк возвращались домой и споткнулись о цветочный горшок. Вбив себе в голову, что привратник назло поставил его у них на пути, они выбили в привратницкой окна.
Все! Три часа… Больной в XVII округе, которого надо везти в больницу… Угнанный днем автомобиль найден в Булонском лесу. Кому-то явно захотелось устроить своей подружке сентиментальную прогулку в машине.
Четверо мужчин пьют только что сваренный кофе и снова набивают трубки. Но, может, с секунды на секунду?.. Нет, на пульте не горит ни одна лампочка. Париж спит. Или… Ведь бывают драмы поначалу тихие. Чтобы убедиться, что ночь прошла спокойно, нужно дождаться восьми-девяти утра, когда привратники разнесут газеты и почту, а горничные в гостиницах постучат в двери номеров. Кто знает, не найдут ли где-нибудь у окраины XVIII округа отравившуюся газом старуху или в меблированной комнате IX округа — неподвижную пару, нанюхавшуюся кокаина?
Почти наверняка в районе улицы Отвиль или Рошешуар какой-нибудь торговец увидит, что решетки на окнах его магазина сломаны, а мехов или радиоприемников и след простыл. А может, утопленник в канале Сен-Мартен?
Четыре часа… Пять… На небе появляется тусклый свет, слышны гудки буксиров на Сене. Один из служащих подводит итог случившемуся за ночь: шесть пьяниц, восемь проституток, привратник с цветочным горшком.
Термометр Парижа остался на нуле.
Мэрия XVIII округа, на Монмартре, на улице Мон-Сени. Обстановка как в полицейской части любого округа: длинный деревянный барьер, выкрашенный в черный цвет, огромная печь, сероватые стены, велосипеды патруля и в глубине кутузка — три-четыре камеры за решетчатыми дверьми: одна для мужчин, другая для женщин, третья для застигнутых на месте преступления — эти не должны общаться с соседями. У тротуара — фургон дежурной части и малолитражка. Вокруг — кишащий людьми район, от площади Клиши до бульваров Барбес, Шапель и Сент-Уэна, включающий барахолку и другие язвы города. Какие вызовы ждут нас здесь?
Суббота, восемь утра. Торговля на рынках идет полным ходом. Улица Лепик напоминает муравейник. Метро здесь пересекает бульвар Рошешуар, а служащие и мидинетки сломя голову летят с Монмартрского холма.
Вот и вызов. Бригадир, из-за жары сидящий в растегнутом мундире, поворачивается к людям, готовым мгновенно
— «Скорую»! Переход!
Как пьяниц здесь называют «берси», так и «переходами» называют транспортные происшествия, случающиеся на знаменитом перекрестке бульвара Рошешуар. Таким «переходом» и начинается сегодняшнее дежурство: какой-нибудь старичок или старушка, скорее, старушка отправилась за покупками и решила проскользнуть между машинами и трамваем. В больницу! Трамвай задерживать нельзя. Вскоре полицейские возвращаются и переносят сделанную в блокноте запись в толстый журнал: «Элоди Б., 69 лет, место рождения — Кламси, домашняя хозяйка, перелом таза».
Все спешат. Рынки бурлят. Опять звонит телефон.
— Алло! Восемнадцатый? Да! Улица Коленкура?.. Ладно.
Невозмутимый бригадир объявляет:
— Обморок!
Я листаю толстый черный журнал и на страницах в предыдущие дни, кроме «переходов», несколько раз вижу запись: «обморок». Это означает «обморок на улице». Смотрю на возраст: 58, 62, 67, 72 года… Такое случается на оживленных улицах, в толпе: старичок или старушка внезапно оседают на землю; вокруг собираются любопытные. Да, это так! На Монмартре полно стариков, особенно неудачников. И наступает день, когда от голода, стужи или жары… Бригадир мне подмигивает:
— Не считая пройдох!
Бедные пройдохи! Это те, кто больше не в состоянии жить, кто хотел бы успокоиться раз и навсегда: чтобы наверняка попасть в какой-нибудь приют, они, выбрав место пооживленнее, симулируют обморок.
Десять часов: у заставы Сент-Уэн столкнулись два грузовика; один из них, с полным баком бензина, вот-вот загорится.
Одиннадцать: телефонный звонок.
— Алло! Обморок.
Но на этот раз не старичок и не старушка, а молодой восемнадцатилетний бельгиец, который приехал в Париж искать счастья и упал от истощения.
Полдень. Солнце сияет. Трое полицейских грубо вталкивают в участок человека. Один из стражей порядка кладет на стол странный, отточенный как бритва нож, которым этот субъект вырезал в метро карманы.
Вокруг нас живут двести тысяч человек, богатых и бедных: они заполняют бистро и кабаре, живут в квартирах, огромных доходных домах и бараках; все, что с ними происходит, сводится к нескольким строчкам в регистрационном журнале, причем в различных кварталах Парижа записи эти будут разные, потому что каждый живет своей жизнью с собственными драмами, происшествиями, преступлениями.
Преступность? Тут XVIII округ побивает все рекорды: 9 умышленных убийств за 1935 год, одна восьмая всех преступлений, совершенных в Париже. Может, вы думаете о хулиганах с площадей Бланш или Пигаль, о бледных проходимцах с бульваров Шапель или Барбес или о «крепких орешках», которые именуют себя «головорезами»? Если вы скажете об этом бригадиру, он посмотрит на вас со странной улыбкой. То же случится, упомяни вы о домах с большими номерами на бульваре Шапель, в дела которых полиция никогда не вмешивается. Живущие там люди сводят счеты между собой сами, услышать о них можно только случайно.