Новый цифровой мир
Шрифт:
Все эти потенциальные возможности будут блокированы, если румынское правительство решит распространить свою политику дискриминации цыган на интернет. Технологическое давление может принимать различные формы в зависимости от возможностей влияния государства и степени его желания причинять страдания свои жертвам. Если от всех граждан потребуют зарегистрировать свои устройства и IP-адреса (во многих странах уже регистрируют мобильные телефоны и компьютеры) или будут вести реестры «людей-невидимок», то с помощью этих данных румынское правительство легко сможет блокировать доступ цыган к новостям, информации из-за рубежа и платформам, важным с экономической или социальной точки зрения. У пользователей будет или пропадать доступ к их персональным страницам в социальных сетях или услугам онлайн-банкинга и появляться сообщение об ошибке, или практически до нуля падать скорость соединения. Власти могут воспользоваться своим контролем над телекоммуникационной инфраструктурой страны и начать разрывать
Вместо того чтобы систематически прерывать доступ в интернет (такая тактика может привлечь нежелательное внимание), румынскому правительству было бы достаточно делать это эпизодически: настолько часто для того, чтобы это раздражало целевую группу, но с такими перерывами, чтобы отрицать наличие злого умысла. Конечно, цыгане смогут найти техническую возможность получить хотя бы базовый доступ к сети, но все же блокада окажется вполне действенной и нанесет им серьезный ущерб, ведь эпизодически доступный интернет – не то же самое, что полноценно работающий. Если такие действия будут практиковаться на протяжении достаточно долгого времени, они могут превратиться в политику виртуального апартеида, когда для различных групп в обществе будут установлены разные ограничения на использование мобильной связи и интернета.
Меньшинств, находящихся в «электронной» изоляции, будет становиться все больше, поскольку власти, с одной стороны, в этом заинтересованы, а с другой – у них есть для создания такой изоляции вся необходимая информация. Инициативы такого рода изначально могут быть реализованы в очень мягкой форме и даже пользоваться поддержкой в обществе, но со временем, после смены власти, способны ужесточаться и приобретать репрессивный характер. Представьте, что ультраортодоксальные религиозные деятели Израиля лоббируют формирование рекомендательного списка проверенных сайтов, своего рода «кошерного интернета», и их просьба удовлетворяется: создание такого отдельного сегмента сети ничем не отличается от списка «безопасных» сайтов для детей [41] . Если после этого ультраортодоксы выиграют выборы и получат контроль над правительством, их первым решением может стать превращение всего израильского интернета в «кошерный». И тогда у них появится возможность еще больше ограничить доступ к сети всем меньшинствам страны.
41
Если для израильских ультраортодоксальных сил будет сделано такое исключение по религиозным основаниям, не станет ли это прецедентом? А если следующими станут ультраконсервативные салафиты из Египта с требованием свести интернет к определенному набору сайтов?
Такая запретительная политика чревата тем, что ставит представителей меньшинств в положение крайней уязвимости, иногда буквально сокращая их жизнь. Ограниченный доступ к мобильной связи и интернету может быть предвестником физического преследования или силовых акций со стороны государства, а кроме того, лишает его жертв возможности сообщить об опасности и зафиксировать факты причинения вреда. Скоро будет считаться, что если что-то произошло вне медийного пространства, то этого как бы и не было вовсе.
В странах, где меньшинства ущемляются в правах, могут возникнуть явные или негласные договоренности, в рамках которых государство обеспечивает качественной связью только в обмен на согласие предоставлять требуемую информацию и подчиняться правилам. Тем, кто сотрудничает с властями, будут предоставлены более совершенные устройства, более быстрое соединение, шире выбор доступных сайтов и лучшая защита от виртуального преследования. Какой-нибудь житель Саудовской Аравии, представитель шиитского меньшинства, художник и отец шестерых детей, не имеющий никакого желания становиться информатором спецслужб или подписывать обязательство не участвовать в политических движениях, в конечном счете может все же решить, что сотрудничество с властями имеет смысл: это означает более надежный доход для него или возможности дать более качественное образование его детям. Вообще стратегия привлечения на свою сторону представителей непокорных меньшинств возникла одновременно с самим понятием государства в его нынешнем виде, но для нашей цифровой эпохи характерна именно такая ее реинкарнация.
Ни один из этих механизмов – удаление контента и ограничение доступа – не будет прерогативой государства. Техническая возможность организовать виртуальную дискриминацию независимо от правительства есть у различных заинтересованных в этом группировок и даже отдельных индивидуумов. И первый в мире виртуальный геноцид может быть проведен не властями, а бандой фанатиков. Мы уже говорили о том, что экстремистские организации по мере приобретения
Более того, для некоторых экстремистов виртуальная дискриминация даже предпочтительнее нынешней тактики. Об этом нам рассказывал бывший лидер неонацистов, а теперь активист движения против пропаганды ненависти Кристиан Пиччолини. «Экстремистским группам и фанатикам-одиночкам запугивать своих жертв через интернет гораздо проще, поскольку он обеспечивает анонимность, устраняет человеческий аспект их взаимодействия и обеспечивает некоторую отстраненность, – объясняет он. – Наличие интернета в качестве буфера позволяет экстремисту оскорблять жертвы, не боясь наказания и осуждения со стороны знакомых. В обществе расистская риторика справедливо несет на себе некоторое социальное табу, но в виртуальном мире можно высказаться, не раскрывая связи между словами и тем, кто их произносит». Пиччолини считает, что в ближайшие годы число случаев виртуальной агрессии со стороны экстремистов значительно вырастет, поскольку «в случае онлайн-запугивания агрессор меньше боится последствий, а это значит, что такие случаи будут происходить все чаще и становиться все серьезнее».
В обществах, где есть почва для конфликта между различными его группами, традиционно используется практика ограничения одной из них в физических или юридических правах. Мы убеждены, что виртуальные ограничения станут еще одним ее элементом (причем без ущерба для первых двух). Однако из истории мы знаем, что, когда условия для кого-то становятся невыносимыми, вспыхивает открытый конфликт.
Конфликт с участием нескольких сторон
Конфликты в обществе всегда сопровождаются дезинформацией и пропагандой. Свой знаменитый отчет о Галльской войне (58–50 гг. до н. э.) Юлий Цезарь щедро снабдил яркими описаниями порочных варварских племен, с которыми ему пришлось сражаться. Решить, кто «хороший», а кто «плохой», очень важно и очень трудно, учитывая противоположные версии событий. В новую цифровую эпоху эта задача еще более усложнится. Отношение к конфликту будет определяться исходом информационных войн между противоборствующими сторонами: у них есть доступ к электронным платформам, инструментам и устройствам, которые позволяют им убедительно изложить свой вариант истории и донести его до местной и международной аудитории.
Это можно было наблюдать в ходе конфликта между Израилем и группировкой «Хамас», начавшегося в ноябре 2012 года, когда террористическая организация развязала информационную войну, наводнив виртуальный мир шокирующими фотографиями убитых женщин и детей. «Хамас», опору которого составляют униженные и деморализованные люди, смогла использовать в своих интересах многочисленные случаи гибели мирных жителей в секторе Газа. А Израиль сосредоточился на поддержании морального духа нации и устранении двусмысленности вокруг своих действий, используя для этого Twitter-аккаунт @IDFSpokesperson с такими твитами: «Видео: израильский пилот ждет, чтобы район покинули мирные жители, прежде чем нанести удар по цели youtube.com/watch?v=G6a112wRmBs… #Gaza». Однако реальность информационных войн такова, что симпатии широкой аудитории, особенно плохо осведомленной ее части, привлекает та сторона, которой удается ярко освещать смерть и использовать это в пропагандистских целях. Тактика «Хамас» не нова, но растущая популярность таких платформ, как YouTube, Facebook и Twitter, позволяет организации охватить все более широкую западную аудиторию, которая каждым своим ретвитом, «лайком» и «плюс-один» повышает ее шансы в этой информационной войне.
Участники конфликта постараются парализовать виртуальные пропагандистские возможности противника в самом начале противостояния. Даже после его окончания не всегда понятно, где «черное», а где «белое», что уж говорить о начале! Вот почему равенство пропагандистских возможностей будет сильно влиять на отношение к конфликту мирного гражданского населения, руководителей стран, военных и СМИ. Более того, сама возможность кому угодно создать свою версию событий и поделиться ею с миром способна девальвировать любые утверждения, ведь такое количество противоречащих друг другу сообщений просто невозможно проверить. Во время войны следующим по важности и сложности фактором после доступа к технологиям становится управление данными (сбор, индексация, ранжирование и проверка информации, поступающей из зоны конфликта).