Новый день

Любимова Лада Александровна

Джеймс осознавал, что Дейн старается задеть его. Воображает из себя, не пойми что. Тема родилась у Джеймса спонтанно. Мелодия получилась немного печальной, но пронизывающей и гармоничной. Парни её подхватили, и играли они её далеко не надуманно, хотя и не гладко. Но они всё обсудили. Чего Дейн опять хочет?

– Слушай, тебя здесь не было. Никто ничего не надумывал и из себя не вымучивал. Тема сырая, только начали. Ни смысла, ни текста, просто выразительная мелодия, нужно прорабатывать.

У Дейна убедительно обозначилось лицо.

Достала его маска презрения!

– Ладно. Забудем её, - хотя забывать её никто не хотел, и Джеймс сказал это, чтобы сегодня не накалять обстановку - настроение было уж очень хорошим. И добавил: - На время. Давай, что у тебя? Твои предложения?

Но у Дейна ничего не было.

Может, в этом всё дело? Теперь Дейн не может творить, у него нет идей. Но он хочет, что бы были. Но не может. Злится. Как он сам раньше. Да. Джеймс понял, в чём проблема. Хорошо. Но идеи и материал есть у Джеймса, Алана и Ена. Есть над чем работать, есть, что оттачивать. И это привилегия Дейна - доводить до идеала все мелочи. Джеймс думал, как донести до Дейна, что он понял проблему, и так, чтобы не задеть его. Он помнил, каково это - остаться без вдохновения. Боишься работы. Боишься подумать о ней.

Тут Алано сказал:

– Дейн, мы ведь только "за" - за совершенно новое. Но мне так-то всё равно нравится, что получилось. Поиграем её, пока идёт дело.

Джеймс продолжил:

– Раз уж нравится, давайте поиграем, поразвиваем. Посмотрим, как пойдёт.

– Нет смысла развивать заранее лажовую тему, - гримаса пренебрежения с лица Дейна не сходила.

Джеймс чувствовал нарастающее напряжение. Как же не хочется переключаться с хорошего рабочего темпа на вот эти вот толки. Но сказал:

– Хорошо. И чем займёмся сегодня, раз эта тема исключается, и доделать те песни не получится?

Дейн сидел за ударной установкой, жевал жвачку, монотонно стучал ногой и тянул время. Было бы неплохо, если бы Дейн ушёл. Они бы поиграли начатую тему без Дейна. Она классная и всем нравится. Возможно, Дейн с другим настроением её примет и сделает партию ударных. Но как ему сказать, что высиживая с кислой миной, ничего не добьёшься. Сам изведёшься и других изведёшь. Джеймс всё это пережил на собственной шкуре.

– Не знаю, давайте поиграем "Без предела", вспомним, настроимся. Нам её снимать, - опять предложил Джеймс и отвернулся к стене. Он понимал, что храня мирный тон голоса, он уже не сохраняет дружелюбный взгляд. Дейн рулит положением и манипулирует им, упорно испытывая его терпение. Дейн знает, что он не хочет ссориться. Но так Дейн не даёт ему работать. И, получается, стопорит работу. Чтобы не ругаться, нужно прогнуться под желание Дейна, и сделать так, как он хочет. А что он хочет? Лады. Джеймс сделает, преступив через своё желание, через настрой парней, через здравый смысл.

Джеймс повернулся. Все смотрели на Дейна.

– Всё это бесполезно, - Дейн сегодня на коне упрямства и занудства. Это точно провокация.

Но к чему?

Джеймс уступил Дейну во всём: отложил запись партии ударных, закрыл новую тему - лишь бы! А Дейн не успокаивался.

– Если бесполезно, то на сегодня всё, - сказал Джеймс.
– Видимо, настроение у нас не рабочее, и мы уже ничего не придумаем и не запишем.

Но Дейну и этого оказалось мало:

– Я имею в виду, что бесполезно в целом. Несерьёзно.

Ен уронил голову на колени: день так хорошо начался, но их корабль вдруг сел на мель и тонет. Он потёр ладонями лицо и улыбнулся:

– Серьезность не обязательно означает приближение к истине. Это я в книжке про буддизм вычитал. Давайте сделаем что-нибудь несерьёзное и просто получим удовольствие.

– Я мало удовольствия получаю от того, что мы делаем, - гнул свою линию Дейн.

– Дейн, может у тебя похмелье не прошло, а?
– спросил Джеймс. В его голосе чувствовалось раздражение, которое он пытался скрыть.

Ещё толику и Джеймс прекратит развозить эти сопли. Джеймс чуял - взрыв близок. Пол вышел из звукорежиссёрской, и стоял тут же, опираясь спиной на стену. Смотрел на них, как на подростков неразумных.

В студии воцарилась тяжёлая тишина. И Джеймс не сдержался.

– Давай начистоту Дейн, - сказал он всё ещё ровным голосом, - тебе хреново, я понимаю. В этом никто не виноват, и с этим сразу ничего нельзя поделать. И никто не собирается тебя здесь за это осуждать или давить на тебя. Делай, что можешь и как можешь. Хочешь - не делай пока ничего. Я всё это знаю теперь. Нам нужно договориться. И всё, что нужно сейчас - понять, что ты хочешь. Я готов пойти...

– С чего ты взял, что мне хреново?

– С того, что ты ничего не предлагаешь и ничего не поддерживаешь. Тебе всё не нравится, ты всем недоволен, и это уже вышло за границы твоих высоких амбиций качества, а превратилось в...
– Джеймс подбирал слово: - в каприз.

– То есть мне хреново и я капризничаю?

– Судя по всему, тебе стрёмно, и ты застрял и не знаешь, что хочешь, или ты знаешь, но не говоришь. А я не знаю, с какой стороны сделать заход. Но так дальше дело не пойдёт.

– А как пойдёт?

– Я же сказал: скажи, что ты хочешь. Не знаешь, что хочешь, расслабься. Ты не напрягайся вот так. Торчи себе...

– Кто бы говорил...

Он специально. А может, вовсе ему не хреново! Может, догадка ошибочна.

– Что мне совершенно ясно: всё, что ты говоришь и делаешь направлено на то, чтобы меня достать. Я не хочу впрягаться в этот отстой.

– А я не хочу заниматься отстоем.

– Знаешь, Дейн... Мы снимем клип, раз уж подписались, и можешь катиться ко всем чертям, если ДАЕД - отстой!
– вдруг сказал Джеймс и глаза его сделались серыми и холодными. Он не хотел, но вырвалось само. Он сказал сдержанно, но стальной блеск в глазах выдавал гнев, переполняющий Джеймса.