Новый день
Шрифт:
Дейн, обычно его понимающий с одного взгляда, расценил это, как ни странно, таким образом:
– Джеймс зазнался.
Вот так вот.
В другой раз Дейн обязательно бы с ним поговорил. Бывало всякое. И Джеймс начинал копаться в себе, отыскивая свои недостатки. Зная такой расклад, Дейн потихоньку вытаскивал Джеймса из молчаливого самокопания. Джеймс раскрывался, делился, и они находили правильное и устраивающее всех решение.
Но в последнее время в их отношениях наступило охлаждение, а теперь и вовсе нагрянули заморозки. А у Джеймса был такой вид, что хотелось не поговорить, а врезать: сидит - надменный, набыченный, слова не вытянешь, чего-то выжидает. Джеймс раздражал Дейна нестерпимо -
Стараясь преодолеть категорический творческий застой, Джеймс только сильнее злился, Дейн негодовал, а ребята впадали в растерянное уныние.
Время шло. Но время застыло. Репетиции отменялись, запись альбома отложили - писать было нечего. Джеймс не звонил Дейну, сгорая от стыда за своё бессилие, не звонил ребятам, ещё больше убиваясь за неспособность рулить делами. Дейн не звонил Джеймсу, считая его зарвавшейся звездой, и не особо общался с ребятами, так как понимал, что основной накал страстей в группе создали они с Джеймсом на пару, но оправданий придумать не мог и, не нашёл ничего лучше, чем забить на всех и вся.
Ен в силу молодости и лёгкости характера звонил каждому, приезжал в гости, вытаскивал на завтраки, обеды и ужины, но по отдельности. Разобраться в происходящем не сумел и, предупредив всех, укатил на острова, променяв гитару на доску для сёрфинга. Не навсегда, конечно, на время, пока дела в группе не наладятся.
Алан понял, что Джеймс застрял - вид Джеймса представлял собой полный набор признаков отчаяния. Понял, что Дейн поведение Джеймса истолковал неверно, но лезть в их отношения разумно не стал. А вдохновить Джеймса на творческие подвиги он не знал - как. Джеймс сам его вдохновлял. Алан решил, что требуется время, что бы каждый разобрался сам в себе. И вслед за Еном уехал вместе с женой и дочкой путешествовать - наконец, он мог провести время с теми, кого так любил, никуда не спеша.
Джеймс же блуждал по туманным лабиринтам неясности, скитался по бескрайним долинам разочарований. Он тащился через пустыню одиночества средь пыльных бурь нестерпимой тоски. Джеймс начал пить. Этот процесс пития не был похож на весёлый дебош во время турне, на бесконечные празднества юности на заре карьеры, хотя за то время были выпиты озёра водки, моря виски и океаны пива. Благо, здоровье не подводило.
А теперь он пил понемногу, но каждый день и в одиночку. Он сделался противным сам себе. Ему опостылел мир, он стыдился Кэтрин и понимал, что с ума сходит - сойти не может.
Он задумался не о самоубийстве, а о том, как лучше его совершить. Он продумал четыре способа и ждал подходящего момента.
Такие мысли его не пугали. В них не было ни страха, ни жалости к себе. В них была чистая рациональность: самоубийство, как способ избавится от напряжения и бессмысленности. А вне рациональности - всепоглощающая пустота. И что в ту пустоту не положишь - она всё поглощала. Поглощала мысли, чувства, виски, жизнь.
Кэтрин не могла смотреть на его мучения без сострадания. Ничего не помогало. На любые попытки поговорить о том, что с ним происходит, Джеймс сначала отвечал виноватыми улыбками и поцелуями, потом - молчанием. Она видела, как он отдаляется от неё, погружается в себя, и, в конце концов, избегает её. Они перестали разговаривать, перестали заниматься сексом, Джеймс часто уезжал из дома без объяснения причин. Не звонил. Возвращался с похмелья мрачнее самой чёрной тучи.
Кэт сначала думала, что у него появилась другая женщина. Но уверенная в его благородстве и честности, отмела прочь неуместные догадки. Джеймсу было однозначно плохо. Он никого не впускал в свой адский мирок и медленно угасал. Так прошёл томительный год.
Как-то
– Кэт, Кэтрин, Котёночек...
Он чувствовал стыд, вину и пустоту. Безбрежную, бездонную, холодную пустоту.
"Ну, хоть капля ответственности у тебя осталась?" - спрашивал он себя. Джеймс попросил Кэтрин пожить у родителей. Объяснил просьбу тем, что ему нужно разобраться с собой. Она отказывалась, опасаясь за его жизнь. Но Джеймс настаивал, невзирая на её готовность разделить с ним его судьбу. Кэтрин сдалась. У неё уже не хватало сил бороться с зияющей пустотой его сердца, и она подумала, что делает ему только хуже своим присутствием.
Переполненная беспокойством, но уже не испытывая к мужу былой страсти, Кэтрин уехала. Он провожал её в аэропорту, обещал не пить, звонить каждый день и наводить порядок в голове и в работе. Каким-то шестым чувством, Кэтрин чувствовала, что их счастливому браку наступил конец. Даже, если Джеймс придёт в себя и справится с собой, им вместе не быть. Джеймс изменился.
Наверное, она переживёт развод. Она молодая, здравомыслящая, любит жизнь. Ей есть, что беречь в воспоминаниях об их браке - и только хорошее. Любила ли она его по-настоящему? Или это чувство было проявлением её земного созидательного характера? Возможно, они были нужны друг другу не навсегда как мужчина и женщина.
С отъездом Кэтрин Джеймс испытал двоякое чувство. Он понимал, что сплавил жену с глаз долой как последний трус - нелегко признаться себе в трусости. Но испытал и облегчение - ему не придётся врать и скрываться за масками. Не быть собой - ещё хуже, чем самоубийство, им планируемое в отношении собственного тела. А вешать на Кэт себя настоящего тоже не лучше. Такого Джеймса она не заслужила! Только не это.
День ото дня Джеймс уменьшал количество принимаемого спиртного. Иногда пропускал. В такие дни он садился рядом с гитарами и смотрел на них. То на одну, то на другую. Ощущал себя придурком. Но брать в руки их не мог. Чтобы не пить, он решил как можно чаще находиться за рулём - такой своеобразный самоконтроль. Он объехал пол страны за несколько месяцев. Чтобы его не узнавали, он отпустил густую бороду, жил в маленьких отелях, иногда в палатке, когда попадалась удобная местность и погода. Он никому не звонил, кроме Кэт - теперь они договорились о звонках раз в неделю. В отелях он тем более избегал разговоров с посторонними.
Ему как-то дозвонился старший менеджер группы - дела ведь стояли колом. Но Джеймс отослал его с вопросами о планах к Дейну.
Так, день за днём, меняя пейзажи за окном автомобиля, Джеймс привыкал к великой пустоте. Он успокоился, осознал неограниченную глубину и широту пропасти. И смирился. Как-то нужно было жить дальше. Хотя он и не знал - как. Недосягаемый тысячаликий гигант по имени будущее его не пугал, но и не подавал надежд.
Иногда он скучал по Кэт. Скучал по женской ласке. Он понимал, что его связь с нежной Кэт будет отнимать у неё возможность наладить новую жизнь. Если не можешь сделать женщину счастливой, что ж, не мешай другому. Потому он не признавался ей в том, как иногда до боли сжимал кулаки, желая оказаться с ней рядом. Но представив её рядом, он не мог ощутить того самого трепетного переживания и той глубины чувств, которые ощутить так стремился. И раз уж собственная жена не могла раскрыть его, что говорить о других женщинах - он не замечал их.