Новый директор
Шрифт:
— Ну конечно!
— На фабрике-кухне дети, конечно, научатся готовить, но готовить они будут не только лично для себя, но и для многих других. Они привыкнут думать о других, привыкнут к масштабам, и всё это войдет в их сознание, в их психологию вместе с умением и организаторскими навыками.
— Да. Я понимаю, Константин Семенович, — взволнованно сказала Римма Вадимовна, вставая со стула и снова садясь. — Теперь я, наконец, поняла. Советский человек должен мыслить иначе… Да, да… везде и во всем, в самых мелочах…
— Вот,
— Верно! — смеясь согласилась Римма Вадимовна. — Но почему вы говорите только о девочках?
— Потому что мы рассчитываем на вас. Надеюсь, что вы возьмете всю эту область работы на себя.
— Ах вот в чем дело, — упавшим голосом протянула учительница и опустила голову. Через минуту невеселых размышлений она вздохнула и с грустью посмотрела на директора. — Нет… К сожалению, это невозможно, Константин Семенович. Больше того! Я пришла к вам с намерением вообще отказаться от работы.
— Почему?
— У меня семья, дети. Школа берет очень много времени. Это раньше… А сейчас и подавно!
— Значит, мы как раз и оказались на краю вопроса, о котором только что говорили. Какого возраста, ваши дети?
— Одной пять, а другой три года.
— А детский сад?
— Ой, что вы, Константин Семенович! Детские сады так переполнены. Несмотря на мою привилегию, как учительницы, в ближайшее время нет никакой надежды.
— Безвыходное положение… Н-да! Вот вам наглядный пример того воспитания… Вы учились в советской школе, и безусловно вам говорили, что вы хозяева своей страны.
— Говорили, — подтвердила Римма Вадимовна.
— И ведь это действительно так: мы хозяева не на словах, но беда в том, что школа только преподает, но не воспитывает хозяйских замашек, навыков, деловитости, упорства в борьбе.
— Не понимаю… — насторожилась Римма Вадимовна. — Что вы хотите сказать?
— Если бы школа, вместо того чтобы говорить детям всякие, такие красивые слова, воспитывала бы их действием, опытом, вы бы не оказались сейчас в беспомощном состоянии. Вы бы, например, организовали… сами бы организовали детский сад при вашем доме.
— А помещение?
— Под словом «организовали» я подразумеваю всё: и помещение и средства.
— Теоретически всё правильно, но одна я сделать ничего не могу.
— В школе вы учились не одна, и тем не менее вам даже не приходит в голову, что где-то в другой квартире вашего дома сидит такая же мать и точно так же вздыхает.
— Не издевайтесь, Константин Семенович. У меня на душе и без того кисло. Ну что я могу сделать?
Раздался стук, и сразу же дверь отворилась.
— Мама, ну где ты пропала? Мы ждали, ждали… — жалобно начала Алла, подбегая к матери.
Следом за ней вошла
— Вот видите! — с грустной улыбкой проговорила учительница, обнимая за плечи дочь. — Вот они — мои цепи! Куда их деть? Раньше у меня была приходящая женщина, няня…
— Девочки, заходите, пожалуйста! — обратился Константин Семенович к трем рослым ученицам, стоявшим в канцелярии. — Если не ошибаюсь, вы пришли с этими малышами?
— Да, — застенчиво ответила одна из них.
— Закройте дверь и садитесь. Не стесняйтесь. Сейчас мы устроим маленькое совещание, — продолжал он. — В каком классе вы учитесь?
— Я в девятом «а». Мы все из девятого «а».
— Кто у вас классный руководитель?
— Софья Львовна.
— Мама, а кто этот дядя? Что ли, он директор? — громким шепотом спросила Алла и сняла этим натянутость, какая бывает в первые минуты разговора между детьми и незнакомым человеком.
— Тише, Алла… Да, директор, — таким же шепотом ответила мать.
— Он мировой, да?
Все заулыбались, а Константин Семенович рассмеялся:
— Аллочка, иди ко мне. Ты меня боишься?
— Не-а! — ответила Алла и замотала головой.
— Ну иди сюда, — продолжал Константин Семенович и, когда девочка обошла стол, протянул ей руку. — Давай знакомиться.
— А я знаю, как тебя зовут!
— Как?
— Костатин Симоныч! — твердо и четко выговорила девочка.
— Правильно. А ты хочешь учиться в нашей школе?
— Не-а! Там грязно. Я хочу у тети Ксени. У ней есть птички и зайчики.
— Кролики! — поправила Наташа.
Но Алла не слушала сестру. Ее внимание привлекла стоявшая на полу аппаратура.
— Дядя, а что там?
— Это радио, а так киноаппарат.
— А почему там дырочки?
— Там горит свет.
— Ну этому теперь не будет конца! — махнула рукой Римма Вадимовна и поднялась. — Я передам их кому-нибудь и сейчас же вернусь. Пойдемте, девочки. Алла, Наташа!
Алла вопросительно взглянула на Константина Семеновича и, видя, что он не удерживает, пошла за матерью.
— Товарищи, у нас создалось очень неприятное положение, — начал Константин Семенович, когда Чистякова вышла. — Надо что-то придумывать. Римма Вадимовна сообщила, что работать в школе больше не может.
— Почему? — почти одновременно вырвалось у школьниц.
— Причина простая — дети. Вот эти самые малышки.
— Но ведь раньше она работала? — робко спросила одна из девочек.
— Работала, но, видимо, условия ее жизни изменились или дочери подросли и требуют больше внимания.
— Ой! Как же так, Константин Семенович, она очень хорошая… очень, очень! Не отпускайте ее, пожалуйста! — горячо заговорила Зоя Кузьмина — девочка с крупными чертами лица и длинной косой.
— Но ведь не может же она бросить на произвол судьбы своих детей?