"Новый Михаил-Империя Единства". Компиляцияя. Книги 1-17

Марков-Бабкин Владимир

Любуюсь её фигуркой, в процессе того, как она крутится по кухне.

– Ваше величество, а вам кто-нибудь уже говорил, что у вас просто обворожительная попка?

Смешок.

– Ваше всевеличие, а вам никогда не прилетало горячей жирной ложкой по лбу?!

Ухмылка.

– За права на столь очаровательную попку я готов взойти хоть на костер!

Деланый вздох:

– Какое унылое и пошлое Средневековье. Миша, ты сейчас договоришься, и у меня реально всё сгорит.

– У меня сейчас тоже.

– Пошляк. Останешься голодным.

Поднятые руки.

– Молчу-молчу. Своё я доберу потом.

Колдовство над сковородкой. Хорошо

быть императрицей. Крутишься на кухне во время готовки в штанах, за цену которых можно купить приличный домик на побережье, и совершенно не паришься по этому поводу. Красота!

– Спой мне лучше что-нибудь. Ты давно меня не баловал.

– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, и молю о снисхождении!

Отправившись за гитарой, ловлю себя на мысли, что почти за три уже года брака мы так и не охладели друг к другу. Даже разница в возрасте практически не ощущалась, ну, кроме самого факта, что Маша считала обязательным наличие рядом с собой именно более опытного и надежного мужчины. Только так ей было комфортно в душе. К тому же она явно чувствовала себя старше и мудрее своих почти девятнадцати лет. Я же, возможно, благодаря молодой и страстной жене, чувствовал себя от силы лет на тридцать, а отнюдь не на сорок один. Так что мы и по прошествии трех лет брака продолжали шутить и дурачиться, игриво обмениваясь шалостями и довольно многозначными фразами на грани приличия. А то и далеко за гранью. Дело-то молодое. Интим и свидетелей нет.

Маша меня буквально пьянила. И вдохновляла, как муза вдохновляет поэта. Без преувеличения. До сих пор. И я был счастлив от этого. Возможно, я не картонный герой, не герой комиксов и не книжный попаданец. Я просто человек.

И я люблю свою женщину.

Что ж, гитара принесена. Объект обожания крутился перед моим взором. Песня полилась.

Мы были в нашей личной квартирке, куда нет доступа никому. На нашей небольшой, но уютной кухне. Я пел песню, которую пел в мое время Джо Дассен. Песню, автором стихов которой был Вито Паллавичини. Один из членов дома Паллавичини, Дома, который если не правит миром, то уж точно влияет на него.

Маша улыбнулась и поставила передо мной сковородку с омлетом, беконом и прочими помидорами.

– Приятного аппетита.

– Спасибо, любовь моя. Но в джинсах ты и вправду особенно неотразима.

Жена усмехнулась.

– Я знаю. Уверена, что многие офицерессы радуются возможности не носить юбки. Это ужасно неудобно. Но еще больше женщины обрадуются, не за столом будет сказано, получить те средства, о которых ты ничего не помнишь.

– Увы, радость моя, меня эта тема как-то не очень интересовала. Это не мой профиль.

– Удивляться тут нечему, хотя и жаль. Это бы весьма ускорило работы.

Такая у нас практическая романтика.

Киваю, жуя. Ну, да, откуда мне знать, как были устроены всякого рода средства женской гигиены, от одного описания которых у Маши расширились и загорелись глаза? Но что я знал о них? Ровным счетом то, что любой мужчина слышит краем уха в телевизионной рекламе и знает, что его жена/любовница этим всем пользуется. Это не вызывало у меня ни интереса, ни особых эмоций, кроме периодов вынужденного воздержания. Но Машу такой технологический прорыв в удобную жизнь просто потряс, и она тут же начала сколачивать научную группу, целиком заточенную под изобретение всего этого женского чуда. А зная Машу, она своего добьется.

Жена день за днем выпытывала у меня мельчайшие подробности и воспоминания. И в процессе всплывали

вещи, о которых я даже и не думал. Та же необходимая конструкция белья и все такое прочее. Одно тянуло за собой другое, необходимое древо изобретений/изменений разрасталось, но Маша не намерена была ни уступать, ни отступать. Я всегда поражался тому, как в ней чудесным образом сочетались романтичность натуры и жесточайший прагматизм, помноженный на коварство. И Маша умела мстить. Мстить, как умеют только женщины. И смотреть на вещи с куда большим практицизмом.

Словно прочитав мои мысли, императрица вздохнула:

– Да, ходить в джинсах удобнее. Но мне решительно не нравится слово «джинсы». В конце концов, модель, которая на мне, весьма и весьма отличается от грубой американской рабочей одежды.

Это да. Мягко говоря, отличается. Вместо грубой хлопчатобумажной дерюги ладную фигурку Маши обтягивала очень-очень дорогая ткань порфирного цвета, состоящая из хлопка, волокон бамбука, шелка, рами и мохера – шерсти ангорских коз. Ткань получилась не только весьма дорогой, но и весьма эластичной, что не только позволяло «облеплять» фигурку, но и абсолютно не сковывало движения. А уж отпускной цене сего чуда позавидовали бы самые именитые кутюрье. Так что и с расстояния в сто метров будет всем понятно, что попка в этих порфирных штанах – это очень дорогая попка.

И Маша собиралась извлечь из резко набирающей моды на женские брюки максимум возможного.

Разумеется, маркизом Луи Жаком Бальсаном были созданы и более дешевые варианты такой одежды. Джинсы цвета индиго состояли из хлопка, конопли, льна, вискозы и шерсти мериносов, а джинсы цвета хаки были еще проще и дешевле, так что Маша предполагала насытить такими штанами бурно растущий спрос на милитарный стиль среди молодежи.

Так что новый ромейский маркиз Бальсан-Дорилейский (и мы заодно) мог рассчитывать на огромный куш, а его благоверная супруга маркиза Консуэло Бальсан-Дорилейская, носившая в девичестве скромную фамилию Вандербильт, могла носить штаны императорского уровня. Род Вандербильтов мог позволить купить ей не только штаны, но и все, что она только пожелает. Впрочем, Консуэло и сама была миллионершей и особо в деньгах клана не нуждалась. Могла. Купить. Всё. Кроме каракошечки, разумеется. Каракошки – товар штучный и за деньги не продаются.

Конечно, одними джинсами Маша не ограничивалась. Колоссальный интерес у нее вызвали кроссовки, кеды и вся индустрия спортивной обуви. А предстоящие в мае Олимпийские игры должны были лишь подстегнуть интерес общественности к теме, которая пока занимала узкую нишу на рынке обуви. Поэтому моя благоверная супруга активно скупала акции этих компаний, пока они еще были малоизвестными, а заодно переносила производство в Россию и Ромею, перенимая технологии и переманивая специалистов.

Дожевывая последний кусок бекона, интересуюсь, явно понимая, что разговор затеян не просто так и что у жены есть какие-то соображения на сей счет:

– И что ты предлагаешь?

Маша провела ладошкой по своей изящной ножке и поделилась своими идеями:

– Вот, смотри, мои джинсы порфирового цвета. Могут быть еще багряные и пурпурные. Это самые дорогие, прямо скажем – элитные джинсы. Значит, и называться они должны как-то особенно. Думаю, что «басилевсы» будет именно то, что надо. Индиго, которые подешевле, можно назвать «княжичи». Ну, а самые массовые, цвета хаки, можно назвать в честь маркиза Луи «бальсанами». Нам не жалко, а ему приятно. Плюс какая реклама!