Новый Михаил
Шрифт:
— Сбегай, братец, узнай почему встали.
Тот кинулся исполнять приказ их благородия. А я мстительно пропел:
— Па–ра–ра-ра–ра–ра–ра-рам па–ра–ра–ра–ра–ра-рам па–ра–ра–ра–ра–ра-ра–рам па–рам па–ра–ра–ра–ра–ра-ра–рам рам па–рам!
— Прекратить! — Добронравов это буквально выкрикнул, но затем все же взял себя в руки и уже спокойнее добавил. — Прошу простить, Ваше Императорское Высочество, но петь нельзя.
С издевкой смотрю на штабс–капитана и спрашиваю:
— А то что? Расстреляете меня? Или в карцер посадите на хлеб и воду?
Добронравов промолчал.
— Вот черт! Угораздило же… Митрофанов, сбегай в гараж, может другой есть.
Унтер возбужденно замахал руками.
— Никак нет, ваше благородие. Мы последнюю, значится, взяли из гаража. Остальные на разъездах и найти другую антамабилю никак не возможно, ваше благородие. Токмо ждать.
— Вот нелегкая! — Добронравов минуту думал и, посмотрев на мою ухмыляющуюся физиономию, спешно отдал команду. — Едем одни. По одному солдату на каждую подножку и поехали. Тут недалеко!
Через минуту наша машина завернув за угол скрылась в ночи, оставив на площади грузовик и столпившихся вокруг него солдат.
Я же продолжал психическую атаку:
— Штабс–капитан, а вы и ваши люди знаете о том, что вас ждет Сибирь за измену Государю Императору?
Добронравов промолчал, но покосился на унтера. Тот в свою очередь сморщил лоб и покосился на шофера. Я внутренне усмехнулся — все с вами ясно, ребята…
— Я — Великий Князь Михаил Александрович, родной брат нашего Государя Императора и следующий, после Цесаревича Алексея, наследник Престола российского. По повелению Государя, я его представитель в Ставке Верховного Главнокомандующего на период отсутствия Императора в Могилеве. В настоящее время группой изменников из числа генералов Генштаба организован мятеж против Его Императорского Величества Николая Александровича. Я взят под стражу, как представитель Императора, что является актом государственной измены и все виновные пойдут на плаху или на каторгу. Я верю, что вы являетесь верноподданными Его Императорского Величества и исполняете преступный приказ не зная об этом…
— Молчать! — Добронравов аж задохнулся.
— Штабс–капитан, если вы готовы идти на плаху, как заговорщик и агент врага, который выполняет приказы иностранных разведок…
Офицер взорвался:
— Каких еще разведок!!! Что вы несете?!
— Ага! Значит по поводу заговорщика вы не спорите?
И тут он меня ударил. Вернее попытался ударить. Унтер перехватил его руку и прижал к сидению брыкающегося Добронравова. Тот, сверкая глазами, шипел на подчиненного:
— Митрофанов… Пусти… Сгною…
Тот, продолжая жестко удерживать штабс–капитана, ласково так, словно припадочному, объяснял:
— Вы не серчайте, вашброть, но невместно бить брата Государя то… Вам, благородным, оно што, а нас, мужиков, в Сибирю на вечные поселения или на плаху за дела господские… Не серчайте, вашброть, не пущу… Щас приедем, охрану выставим, а там разберемся хто за кого…
— Хочу вас проинформировать, господа, что целью заговора является не только свержение Императора. Главной задаче заговорщиков
Унтер охнул и… Тут мы приехали. Солдаты с подножек попрыгали на заснеженную мостовую и стали озираться по сторонам водя по воздуху винтовками с примкнутыми штыками. Митрофанов отпустил «их благородие» и злой Добронравов с ненавистью поглядывал то на меня, то на унтера. Затем, видимо приняв какое–то решение, приказал:
— Выходить из машины!
Через минуту, выстроившись боевой свиньей (Добронравов впереди, я в центре, унтер слева, шофер справа и два солдата сзади) мы двинулись к моему номеру.
Подойдя к двери мы увидели двух солдат, стоявших у входа в номер. Штабс отдал команду:
— Открывай!
Солдаты распахнули дверь и мы по одному начали заходить в номер. Сначала Добронравов, затем шофер, затем унтер, а уж потом я.
Картину, которая предстала мне внутри, можно было заказывать у лучших фламандских живописцев. Или у режиссеров блокбастеров приснопамятного Голливуда. Добронравов (уже разоруженный) стоял посреди номера и смотрел на направленный ему в лоб маузер. Солдаты шедшие сзади меня были мгновенно разоружены «часовыми» у дверей. А успевшие войти в номер живописно стояли с поднятыми руками косясь на винтовки в руках обступивших их солдат. Джонсон сидел в кресле у стены, однако в руках также держал маузер.
Я усмехнулся:
— Что ж, Александр Петрович, я рад вас видеть в добром здравии.
Мостовский, поглядывая на то, как его орлы связывают руки Добронравову и отводят в угол остальных, спокойно ответил:
— Взаимно, Ваше Императорское Высочество. Не замерзли в авто?
— Нет. Мы долго не стояли. Грузовик — ваша работа?
— Степан постарался. — Мостовский кивнул на унтер–офицера из своих. Тот подтянулся и доложился:
— Унтер–офицер Урядный, Ваше Императорское Высочество!
— Молодец, братец!
— Рады стараться Ваше Императорское Высочество!
— И как ты умудрился?
Гигант ухмыльнулся и подкрутил свой длинный ус.
— Дык, до войны у свояка в гараже работал, всю ихнюю железную нутрость знаю. Дело не хитрое…
Я пожал руку Урядному, тот аж раскраснелся от удовольствия.
— Александр Петрович, напомните мне после о Степане. Но, господа, дело еще не не завершено! Что там с письмом?
Мостовский вытянулся:
— Письмо доставлено адресату и встретило понимание. Нас ждут!
Я кивнул и обратился к бывшим моим конвоирам.
— Что ж, господа, я обиды не держу на вас, потому как вы выполняли приказ не зная о его преступности. Но сейчас всем, кроме штабс–капитана Добронравова, я предлагаю решить с кем вы — с Государем Императором, который готовит принятие народных законов о земле, власти народной в уездах и деревнях, о особом статусе ветеранов войны и наделении их особо землей и хозяйством, о многом другом для простого народа или же вы с заговорщиками, которые хотят свергнуть Богом данную власть и грабить народ русский?