Новый Михаил
Шрифт:
Лукомский что–то неопределенно буркнул и я, кивнув, продолжил:
— Я рад, что вы себя хорошо чувствуете. В наше беспокойное время это немало. Так вот, Александр Сергеевич, раз уж вам не посчастливилось умереть при штурме, у меня к вам будет деловое предложение. Вы здесь и сейчас пишете несколько бумаг. Первая — рапорт на имя Государя о выявленном вами и вашими людьми заговоре против Его Императорского Величества. Лидерами заговора являются генералы Алексеев, Гурко, Брусилов, Рузский и далее по списку, а также господа Родзянко, Милюков, Шульгин, Львов, Керенскиий и прочие. Вы и ваши люди героически, рискуя жизнью, раскрыли заговор. Напишите все
Лукомский натурально разыграл праведный гнев.
— Ваше Императорское Высочество! Мне оскорбительно выслушивать ваши фантазии. Я…
— Вежливые люди не перебивают собеседников, Александр Сергеевич, тем более, как вы верно заметили, я выше вас по положению.
— Простите, Ваше Императорское Высочество, но я…
— Вы будете слушать то, что я вам говорю, а иначе я не стану предлагать вам никаких вариантов и перейду к альтернативе. Неприятной альтернативе хочется отметить.
Лукомский изобразил оскорбленную невинность.
— Слушайте молча, будьте добры. У меня мало времени, а вы не единственный мой собеседник на сегодня. Итак, я вам предлагаю взять на себя официальное раскрытие и расследование заговора. Вы указываете всех участников и все что знаете о заговоре. Все без всякой забывчивости. Если в процессе расследования выяснится, что вы что–то забыли, то лучше бы вас застрелили при штурме, ибо я вам не завидую. Отдельно укажете список ваших людей, которые вместе с вами раскрыли заговор. Им мы покажем ваш рапорт и возьмем с них рапорты обо всем, что они знают. Затем вы напишете вторую бумагу — прошение об отставке по состоянию здоровья. После завершения наведения порядка в Империи вы тихо и с почетом уйдете в оставку с мундиром и пенсией. Сможете на досуге развлекать высший свет героическими историями о том, как вы спасли Империю. Ваша семья, ваша прелестная супруга купаются в лучах славы, вы покойны и респектабельны.
Лукомский мрачно слушал меня. Затем поинтересовался:
— А если я не соглашусь?
Я отпустил ему светскую улыбку.
— В таком случае господин Мостовский сейчас же сорвет с вас ордена и погоны, а вы будете через четверть часа расстреляны во дворе Ставки. Ваше имущество будет конфисковано, ваша семья пойдет по миру — без денег и положения в обществе.
Генерал вскинулся.
— Это неслыханно! Без суда? На каком основании? Это незаконно!
Я усмехнулся.
— Бросьте, Александр Сергеевич, какой закон в данном случае? Чрезвычайное время рождает чрезвычайные методы, не так ли? Ведь вы затевая заговор не думали о соблюдении закона или хотя бы присяги? Мне представляется, что у нас беспредметная дискуссия. Итак, или–или — вы раскрываете заговор и арестовываете участников или вы не переживете этот час. Решайте. У вас две минуты, время пошло.
Я демонстративно вытащил карманные часы и открыл их. Лукомский достал платок и промокнул лоб. Мостовский вытащил револьвер и озабочено начал изучать количество патронов в барабане. Затем вытащил из кармана патроны и откинув барабан начал снаряжать его.
Наконец две минуты истекли. Штабс–капитан резким движением захлопнул барабан и прокрутил его. Лукомский вздрогнул и покосился на Мостовского. Тот встал. Генерал затравленно оглянулся на меня и поспешно спросил:
— Что я должен сделать?
Я пожал плечами.
— Мне кажется я уже объяснял. Садитесь за стол и пишите
Лукомский двинулся к столу, но наткнувшись на тело Алексеева вздрогнул и пошел вокруг.
Через пятнадцать минут генерал разродился несколькими листами исписанной бумаги. Я бегло просмотрел листы и кивнул.
— Что ж, я рад тому, что у нас есть такие патриоты. Вы станете героем, Александр Сергеевич, а героев, как говорил один хороший человек, у нас не вешают! Итак, теперь слушайте официальную версию событий. Вы и ваши люди раскрыли заговор против Государя. Вы доложились об этом мне. Мы потребовали объяснений у генерала Алексеева и он, подтвердив все изложенное в рапорте, как человек чести, попросил дать ему револьвер с одним патроном. Свидетельство тому валяется под столом с дыркой в правом виске. Далее. Вы назначаетесь исполняющим дела начальника Генерального Штаба. За вашей подписью в войска уйдут приказы об аресте всех лиц, которые указаны в рапорте. Не забудьте объяснить вашим людям о том, что они теперь герои Империи. Штабс–капитан Мостовский с коллегами поможет вам быть убедительным. Если вдруг, кто–то не захочет быть героем — таких немедленно изолировать, а при сопротивлении расстреливать на месте.
Следующее. С этого момента Мостовский является вашим адъютантом. Мимо него не должна пройти ни одна бумага, ни один приказ и ни один телефонный звонок. Люди штабс–капитана помогут вам с охраной. Ваши приказы и распоряжения будьте добры согласовывать со мной. И вот еще что. Александр Сергеевич, вы надеюсь понимаете, что после обнародования ваших приказов об аресте изменников возврата назад у вас не будет?
Лукомский тяжело вздохнул и буркнул:
— Понимаю. Что уж теперь–то…
Я кивнул.
— Думаю мы поняли друг друга. Теперь вы или со мной или…
ПЕТРОГРАД. 28 февраля (13 марта) 1917 года.
Полковник Фомин мрачно смотрел на просящего. Тот стоял пряча глаза, а затем повторил просьбу:
— Отпустите, господин полковник! Христом Богом прошу! Совсем болезнь доконала…
Полковник видел, что стоящий перед ним офицер явно недоговаривает и причины, которые заставили ротного командира придти к своему непосредственному начальнику, несколько иные.
— В чем дело? Говорите откровенно! Вы, георгиевский кавалер, в самый важный момент в истории государства вдруг являетесь ко мне и просите отпустить вас домой из–за какой–то только что придуманной болезни! Вы что? С ума сошли? Или вы струсили?
Штабс–капитан подтянулся и глаза его сверкнули бешенством:
— Господин полковник, разрешите говорить откровенно?
Фомин хмыкнул.
— Мне кажется я этого от вас уже четверть часа требую.
Офицер заговорил, жестко и обреченно.
— Господин полковник! Я офицер и давал присягу. Но я не понимаю кому теперь нужна моя присяга. Правительство сбежало. Где Государь неизвестно и ходят слухи, что он убит. Цесаревич еще дитя и не сможет управлять Империей. На улицах анархия. Офицеров заставляют отдавать оружие и снять погоны. Или просто убивают. Распоряжения высшего военного начальства бессмысленны и противоречивы, а это значит, что наши генералы сами в полной растерянности и не понимают происходящего. Безнадежность и агония. Солдаты и офицеры обсуждают куда и как бежать. Я пришел к вам просить меня отпустить, но остальные не придут. Они просто разбегутся. Господин полковник, прошу вас, как человека — отпустите. У меня молодая жена дома и я не знаю, что с ней. Отпустите! Или я сам уйду…