Новый Мир (№ 1 2006)
Шрифт:
Накрывшись с головой, Наташенька тонула в сновидении, и ее слабое дыхание едва прорывалось наружу. Отвернув край одеяла, Виталий Сергеевич обнаружил, что спит она беспокойно и затхло и что неровность эта отличается от нервного сна нагруженного знаниями ребенка. Как будто к настойчивой необходимости знать больше и лучше примешивались все возрастающее безмерное бедствие и огорчение, расстилающаяся черным крылом тревога.
Возможно, душное тепло и мешало дочери сосредоточиться на сновидении, где они с мамой и папой катаются на лодке или удобно располагаются к пикнику на зеленой лужайке.
Как Виталий Сергеевич с сачком
— Доченька… — неслышно шепнул Виталий Сергеевич.
Приблизился, но поцеловать в лоб не решился, а только качнул напряженными пальцами воздух в сантиметре от волос Наташеньки, примял бугорок на одеяле, расправил борозду. В полумраке его чувства обострились. Показалось несправедливым, что разглядеть мамины губки и папин носик не удается, а заглядывает он точно в колодец и радуется своему же эху.
Но вот Наташенька вздохнула и повернулась на бок, и Виталий Сергеевич отпрянул, испугался, что разбудил, и готов был тут же раствориться в воздухе и вытечь в форточку, но, выдержав паузу, задержался. Подошел к письменному столу Наташеньки и с особенным трепетом начал угадывать очертания тетрадок и книг с закладочками. Уже остывших и освободившихся от теплого листания учебников, карандашей, линеек и циркулей.
Прихватив одну из книг, Виталий Сергеевич принялся изучать убогий переплет, прознавая Наташей вычитанную суть. Одновременно выглядывая во времени Наташеньку совсем маленькой, ее туфельки и платьица, зеркальца и гребешки, кукол с рыжими косичками и красными бантами, плюшевого зайца, медведя, жирафа, которых она кормит обедами с ложечки и после укладывает спать в кроватки. Смешные попытки Наташеньки подняться на ножки, когда она спешит сообщить, что у Миши и Заи время тихого часа. Когда с каждым новым шагом она становится взрослее, стройнее и выше и подходит к папе невестой в белом платье, для того чтобы он передал ее не жениху и не брачному союзу, а мгновению благословенного известия о ее рождении.
На секунду в глазах стало совсем горячо, и Виталий Сергеевич прикрыл их рукой. Все вокруг сузилось и померкло, а сам он будто начал спускаться в лифте вниз, отсчитывая площадки и думая о том, что хорошо бы перестать кататься.
Но вот он вздрогнул и убрал руки от лица.
Кто-то шел к Виталию Сергеевичу из глубины квартиры. Вероятно, Дарья, обеспокоенная его отсутствием, поднялась с кровати. И сейчас все легко объяснится.
— Посмотри-ка, мама! — проговорил Виталий Сергеевич, шевеля губами. — Посмотри-ка! Как прозрачно и сладко спит наша доченька! Посмотри-ка!
Виталий Сергеевич прислушался.
Но до него не донеслось ни звука.
Стало быть, он ошибся, приняв призрачное движение за реальное присутствие. Другое дело — днем. При свете солнца он никогда не ошибется.
— Что ж… — вздохнул Виталий Сергеевич, возвращая книгу на место. — Спокойной ночи…
В полумраке дышалось полнее и легче. Виталий Сергеевич вернулся в спальню и хотел уже было завернуться в одеяло, но остановился и для достоверности склонился над спящей супругой. Прислушался и с радостью уловил ровное и открытое дыхание. Заметил заползшие на ее лицо черные пряди и немедленно поправил волосы.
— Вот видишь, Панин, — указал Виталий
С этого момента представление Виталием Сергеевичем Панина стало бесцеремонней прежнего и не требующим никаких усилий. Если раньше в какие-то минуты Виталий Сергеевич терялся и толком не мог объяснить, зачем он затеял комедию, то теперь отказался от доискиваний и не сетовал больше.
По убеждению Виталия Сергеевича, дом Панина должен был приходить в запустение и медленно разрушаться со всеми пристройками, неприглядным видом дублируя настроение хозяина. Все вокруг зарастает сорной травой, а тенистые деревья, побитые ветром и погнувшиеся в одну сторону, имеют такой вид, будто они собираются убежать всей компанией, прихватив с собой качели, и только ждут удобного случая. Если Виталий Сергеевич и наведывался к Панину, то не в спешке, а почти что с инспекцией. И всякий раз так или иначе касался вопросов именно юриспруденции, подчеркивая свою дальновидность в выборе данного занятия для юной особы.
— Она молодец, — подчеркивал Виталий Сергеевич Наташенькино трудолюбие. — Устает до смерти!
Прощаясь, Виталий Сергеевич ссылался на занятость, но не уходил сразу, а стоял под окном и прислушивался к тихому плачу и словам Панина:
— Да, да. Они лежат там. Они лежат там не покрытые. Совсем одни. Но что же делать? Я ничего не могу сделать. Ничего! Да. Да! Я оставил их там! Одних! В темноте! В глубине! Не покрытых! Да! Да! Ничего не поправишь! Ничего!
Однажды Виталий Сергеевич ввалился с подарками в коробках, перевязанных красными и голубыми лентами. Начал прямо на полу распутывать банты, замечая с веселой осоловевшей улыбкой, что воздух у самого пола намного холодней. И в доказательство, но не в упрек и не в огорчение хозяину дома поводил ладонью туда-сюда, хватая ледяной поток. Но потом спохватился и, не отдергивая рук, сразу завязал по новой, поглядывая из-под бровей на товарища.
Уступая неярко выраженной воле гостя, Панин задернул лиловую занавеску и прикрыл окно, но вдруг остановился. Опустил руки и остался стоять с наклоненной головой, будто и в самом деле непозволительная спешка гостя была оскорбительной.
Виталий Сергеевич попытался оправдаться, в рассеянности указал на коробки, припоминая содержимое и докладывая, что в салоне игрушек выбор небогат. Один волчонок и остался, оскалившийся и вытянувшийся пулей для прыжка.
Виталий Сергеевич умолк, переводя дух, но затем прямо подскочил на месте от удовольствия видеть улыбку Панина и засмеялся сам. Замечая в то же время, что улыбка Панина оказалась несколько смазанной сумраком и очерченной неясно, появившейся только затем, чтобы в ту же секунду исчезнуть. Ловя момент, Виталий Сергеевич заговорил громче о воскресных прогулках на лодках и добром речном течении.
На это Панин ответил странным пугающим жестом вздернутой кверху руки, то ли предлагая обозреть потолок и стены, то ли отгоняя насекомое.
Продолжая веселить, Виталий Сергеевич во весь голос позвал жену и дочь Панина, чтобы вручить подарки лично в руки. Выглянул за дверь, позвал опять, но никого не услышал и с немым вопросом обратился к хозяину дома.
Но тот, не дожидаясь окончания представления, уже оказался на полпути к гостю, будто говоря: “Все это просто отлично, дружище. Но видишь ли, в чем вся штука…”