Новый Мир (№ 1 2006)
Шрифт:
Панин двинулся навстречу и пошел медленно, так тяжело ступая, словно ноги его по щиколотки проваливались в сырую землю, замедляя и отсрочивая прибытие.
— А для жены твоей — платье! — без раздумий выпалил Виталий Сергеевич, отходя назад. — От всего сердца. И покрой, и цвет — все, на мой взгляд, более чем удачно. Еще туфли на низком каблуке, предполагающие максимум комфорта и минимум движения…
Первым к Виталию Сергеевичу приблизился холод, долгое время обхаживавший
Оттого ли, что не было в нем той страшной перемены, должной произойти со всяким, после которой в сердцах только и воскликнешь: “О Боже, мама! Что с ним стало!”
Исчезла безропотная вежливость и внимание к Виталию Сергеевичу, его шуткам, остротам и безапелляционным выводам, испарилось жадное желание земных пустяков и намерения держаться счастливого человека, чтобы впитал он в себя хоть минуту из беспросветной ночи, доставшейся в удел.
Все это можно было сносить терпеливо, пока не послышался голос Панина.
Тут такое началось!
Хриплые, отрывистые, глухие звуки, пронизывающие до костей своим нездешним звучанием. Голос Панина доносился словно издалека. И поначалу действовал будоражаще потому, что нельзя было распознать смысл произносимого.
Но интонация и едва уловимый стон Панина намекали на угрозу, исходящую от самого Виталия Сергеевича. Упрек и сожаление, усугубленные тем, что произносились от всего сердца, захлебываясь в потоке гортанного хрипа. Такими вескими представали доводы.
Лицо Виталия Сергеевича вытянулось, губы побелели. Откровения никоим образом не вязались с настроением, которое Виталий Сергеевич планировал заполучить взамен своей искренности и внимания к чужому горю.
— Брось, Панин, — не отступал Виталий Сергеевич. — Я же по доброте душевной. По доброй воле беспокоюсь. Бедные девочки…
Виталий Сергеевич пугался и радовался своим невозможным инспекциям, сложной смеси чувств, которые опьяняли и не желали проходить.
— Потерянные люди! — резюмировал он, деля их в уме на счастливых и несчастных. — Протягивай не протягивай руку — бесполезно!
— Кто, простите? — спросил как-то старичок в кепочке. — Вы сказали сейчас…
Виталий Сергеевич замялся, не нашелся, что ответить. Пояснение для этого пожилого человека могло в одночасье разрушить его кропотливо выстраиваемую жизненную позицию. Вместо
— Я хочу сказать, — кашлянул он, нажимая кнопку лифта. — Все свыше предопределено. Так сказать, судьба.
— Сущая правда, сущая правда, — заверещал старичок, подтягиваясь ближе к двери.
— Есть у меня приятель, — осторожно продолжал Виталий Сергеевич, наблюдая, как спадает и приближается вспыхивающая цифра. — Милейший человек…
— Так, так. Судьба, — кивнул старичок. — Так, так.
— Так вот несчастье…
— Ай-яй! — подхватил новость пенсионер и оживился.
— А я ему говорю: брось, Панин, скулить! Ведь есть же у тебя друг. Самый настоящий, проверенный друг!
— Панин? — встрепенулся старичок, прищурив глазки, когда дверь перед ними распахнулась. — Панин? Вы сказали — Панин?
— Да, — подтвердил Виталий Сергеевич, зайдя в кабину. — Брось, говорю, Панин, печалиться. Ни к чему.
— Да, да, — кивнул старичок, охотно поддерживая разговор. — Я что-то такое слышал.
Виталий Сергеевич не ответил, слабо улыбнувшись. “Пятый, — вспомнил он этаж старика. — Это скоро”.
— У него дочь, кажется, студентка? Да? — неожиданно продолжил разговор старичок. — Студентка же?
— Нет! — отрезал Виталий Сергеевич, бледнея. — Какая студентка? Что вы несете?! Маленькая девочка! Долгожданный поздний ребенок!
— Извините, — обиделся старичок, готовясь к выходу. — Я только хотел… Мне казалось…
— Не вздумайте вмешиваться! Слышите? — И голос Виталия Сергеевича прокатился по шахте. — Не вздумайте!!
“Проклятый старик! — погрозил кулаком Виталий Сергеевич, когда дверь лифта закрылась за жильцом. — Проклятый старик!”
Виталий Сергеевич заговорил еще быстрее, еще исступленней. Повысил голос. Слова распалили в нем отвагу.
“Подлец! Подлец! Разве можно так нагло вмешиваться? Когда никто не просит! Когда никто не ждет!”
Теперь-то жизнь Панина превратится в ад! Ни одной спокойной ночи, ни одного здорового глубокого сна. Останется только сидеть на кровати и прислушиваться к подступающему с четырех сторон шепоту, ожиданием умножая страхи и предчувствия, обступающие тесным кругом в гробовой тишине.
— Подлец! — не унимался Виталий Сергеевич, открывая ключом квартиру. — Подлец! Надо же ляпнуть… Даша! — позвал Виталий Сергеевич, быстрым шагом проходя по комнатам. — Наташенька!