Новый Мир (№ 1 2009)
Шрифт:
Захар Прилепин. “В эстетическом смысле я экстремист”. Беседовала Алена Бондарева. — “Читаем вместе. Навигатор в мире книг”, 2008, октябрь <http://www.mdk-arbat.ru>.
“Если же говорить о ныне живущих современниках, безусловно, на меня повлиял Лимонов самой фактурой своей прозы, абсолютной честностью, открытостью и мускулистостью текста. Но Лимонов писатель европейский, а я — русский и воспитан другой литературой, русской классикой. Мне очень близка эстетически мысль начала 1920-х годов с ее экспрессионизмом, натурализмом, исканиями и внутренней заряженностью временем. Я очень сильно болел и болею Леонидом Леоновым, ранними книгами Всеволода Иванова, Мариенгофа, Артема Веселого и абсолютного гения Шолохова. Также литературой русской эмиграции”.
“Я ничего не имею против писателя-учителя, философа
Разговоры с Андреем Пермяковым. — “Волга”, Саратов, 2008, № 2 <http://magazines.russ.ru/volga>.
Говорит Леонид Костюков: “Вот в августовском номере „Детей Ра” я прочитал дневниковые записи Евгения Степанова. Степанов очень обаятельный человек, у нас с ним хорошие отношения, но то, что он там пишет, — это дикие вещи. То, что стихи Арутюнова выше стихов Гандлевского, это карикатурное высказывание. Степанов находится в невесомом мире и пытается устроить законы этого мира по каким-то другим законам: по законам бытовой порядочности, или не знаю по каким еще. А литературный мир живет по литературным законам. <...> Литературный мир, к сожалению, существует не по демократическим законам, он существует по законам авторитарным. Формула Мандельштама „Кроме всего прочего есть еще и просто ерунда” является для нас базовой. Есть нечто, что нельзя пускать под прожектор критики, потому что это настолько плохо, что это не поддается критике. Есть некоторые высказывания, с которыми нелепо спорить, надо просто идти мимо”.
Тут же — беседа Андрея Пермякова с Евгением Степановым.
Семен Расторгуев. “Интернет логоцентричен”. Беседу вела Василина Орлова. — “Органон”, 2008, 22 сентября <http://organon.cih.ru>.
“То, что сейчас заполнено веществом, — это, наоборот, пустоты с низкой энергией. Как куски льда в воде: чтобы они появились, необходимо не добавить энергию, а наоборот — извлечь. То, что мы видим, — значительно меньшая и, возможно, даже инверсная часть того, что есть. Упорядоченный мир, полностью объясняемый логически, в котором не возникли бы флуктуации после Большого взрыва, выглядел бы как лист бумаги, равномерно закрашенный одним цветом, а мир, который мы наблюдаем, скорее похож на лист бумаги, заполненный рукописным текстом. И самое интересное, что в Интернете как в зеркале нашей реальности существуют подобные явления. По данным исследований, существует „Глубокая паутина”, количество данных в которой в 500 раз превышает количество информации, доступной с помощью современных поисковых систем. Это страницы без внешних ссылок, страницы, доступные только зарегистрированным пользователям базы данных. А есть еще „Темная паутина” — сети, не связанные с Интернетом или засекреченные”.
См. также созданный Семеном Расторгуевым архитектурный портал http://cih.ru (“Центр Исследования Хаоса”).
Расцвет, но не Бронзовый век. Беседу вел Михаил Бойко. — “НГ Ex libris”, 2008, № 35, 2 октября.
Говорит Данила Давыдов: “Поэзия сейчас переживает подлинный расцвет, даже не равный, но превосходящий Золотой и Серебряный века. Кстати, полагаю эти обозначения ложными и вредными — а особенно обозначение современности как века Бронзового. <...> Современная поэзия, как и словесность в целом, есть „многоукладное хозяйство”. Имея общие корни, нынешние поэты очень далеки друг от друга и в эстетических, и в мировоззренческих установках. Требуется определенная широта восприятия — и определенное великодушие, — дабы узреть — и оценить! — лучшие образцы по всему спектру. Таких лиц, увы, мало. И особенно — это уже вторая причина — их мало среди критиков. Беспрецедентная ограниченность 95% пишущих о поэзии, полагающих даже не вкус, а собственную инерционную привычку единственным мерилом, увы, дезориентирует сообщество ценителей поэзии. Эта же проблема, но в еще более тягостной форме, характерна для нашей академической филологии. <...> Ну и, конечно, есть постромантический миф о Великом поэте. Хорошо,
Григорий Ревзин. Власть повышенной гибкости. — “Книжный квартал”. Ежеквартальное приложение к журналу “Коммерсантъ/ Weekend ”. Выпуск третий, 2008 (“ Weekend ”, 2008, № 34, 5 сентября).
“Я тут одному знакомому критику из Нью-Йорка показывал проекты небоскребов для России. А они все вверх улетают, стеклянные, извиваются, рисовать их принято как бы со 101-го этажа, кругом небеса, обычно по цвету срифмованные со стеклами, и еще облака для общего романтизма, так сказать, ищут бури. И он так смотрел их все подряд, а потом говорит (сам он человек неформальный): „Слушай, а чего они там у вас все накурились, что их так прет?” И действительно, знаете, есть в этих проектах какой-то галлюциногенный привкус. Такой холодной, ледяной даже возгонки какого-то дурмана, кальянный такой эффект, только очень европеизированный, лабораторный. <...> Вот это и есть уже найденный стиль нашего газообразного государства, строящего вертикаль. Значит, это так делается. Легко, прозрачно, воздушно, подвижно, лучше с извивом. Но холодно, дистантно. И так, как бы будто прет. Будто мысли молниеносно перескакивают с одного на другое, перед тобой вдруг открываются невероятные высоты и немереные глубины, скорость фантастическая, а голова ясная-ясная и кружится, кружится. Осталось найти воплощение в прозе, поэзии, кинематографе, живописи, музыке и театре”.
Андрей Рудалев. Настоящий рассказ. — “День литературы”, 2008, № 9, сентябрь.
“Наиболее важный и соответствующий времени жанр литературы сегодня — рассказ. Рассказ, потому что время неустойчивое, когда мы не можем поставить диагноз, а только изучаем симптомы. <...> Роман здесь неуместен, почти всегда он будет искусственен. Он не найдет ответы, а только потеряет первые ниточки к ним. Он не скажет ровным счетом ничего, а только запутает следы”.
“На мой взгляд, из настоящих удач последних лет можно выделить три книги рассказов: „Вожделение” Дмитрия Новикова, „Грех” Захара Прилепина и „Чеченские рассказы” Александра Карасева”.
Екатерина Сальникова. Жестокость без границ. — “Взгляд”, 2008, 13 сентября <http://www.vz.ru>.
“Традиционно поставленный вопрос: пропаганда ли это жестокости или не пропаганда? Я бы спросила о другом: а нужна ли жестокости пропаганда? В Средние века не было массмедиа, никто не смотрел телевизор, все массово ходили в церковь. Однако жестокости было хоть отбавляй. Постоянное ожидание скорого конца света отчасти являлось моральной самооценкой христианского мира. Классика заблуждений — „люди посмотрят, как убивают и грабят, и тоже пойдут убивать и грабить”. Они, может, и пойдут, но просто так, своим ходом. А скорее всего, посмотрят одни, а пойдут убивать и грабить совершенно другие”.
“Борьба с брутальным искусством кажется жалкой отмазкой от борьбы с реальной политикой. Искусство, на худой конец, можно убрать из телеэфира. Политику убрать некуда, и с ней ни одно общество всерьез не тягается. Тем самым общество выдает политике мандат на жестокость. И это жестоко”.
“Телевидение критикуют за отдельные каналы, произведения, кадры. На самом деле оно действует целиком и выявляет, за что надо критиковать весь современный мир сразу”.
См. также: Екатерина Сальникова, “Анимационный бум” — “Новый мир”, 2008, № 11.
7 вопросов Герману Садулаеву, писателю. Вопросы задавала Анна Рудницкая. — “Русский репортер”, 2008, № 38, 9 октября.
Говорит Герман Садулаев: “<...> вообще-то я не считаю других писателей конкурентами. Чем больше будет хороших романов, тем лучше для всех. Кооперация всегда лучше, чем конкуренция. Способность к кооперации — самое лучшее конкурентное преимущество. Сейчас серьезной и качественной литературе актуально не столько конкурировать внутри себя, сколько отвоевывать информационное пространство у отупляющего примитива массовой квазикультуры. Иначе вымрем, как пещерные кошки”.