Новый Мир (№ 1 2009)
Шрифт:
“Не могу согласиться с глубоко мною чтимым М. Л. Гаспаровым, который в своих „Записях и выписках” однозначно назвал Веню антисемитом. Хотя, конечно, его отношение к евреям вообще отчасти обуславливалось вдумчивым чтением Розанова и, соответственно, было непростым и амбивалентным. Кроме того, сюда примешивался и фрондерский протест против традиционной юдофилии российской либеральной интеллигенции. Но в бытовом и чисто человеческом плане ни о чем подобном не могло идти и речи, и здесь никого не должны вводить в заблуждение некоторые Венины bons mots из посмертно опубликованных записных книжек или то, что словечко „жидяра” было одним из самых употребительных в его лексиконе. Это, на мой взгляд, носило во многом игровой характер, да и вообще Веня, как мне кажется, был гораздо более „театральным” человеком и гораздо чаще „работал
“Все эти красивые разговоры о „пьянстве как служении” и тем более о „пьяном Евангелии от Ерофеева” или даже о „сверхзаконном подвиге юродства” мне по меньшей мере не близки и попросту кажутся не очень умными, чтобы не сказать сильней. Собственно говоря, в Венином случае это была не привычка и уж тем более никакое не служение, а тяжелая и практически неизлечимая болезнь, весьма, увы, распространенная как среди талантливых и неординарных людей, так и среди людей вполне заурядных, причем чаще всего низводящая первых на уровень вторых. Во всяком случае, ее клинические проявления в обоих случаях очень мало различаются”.
Борис Херсонский. “В природе поэзии заложена ересь…” Беседу вел Михаил Штекель. — “Галерка”, Одесса, 2008, 1 сентября <http://www.galerka.com>.
“Я вам скажу откровенно, в Одессе я был поставлен в ситуацию полной изоляции. Мы небольшой, в смысле культуры, город. И управление культуры находится в двух-трех парах рук. Достаточно, чтобы одна из голов, принадлежащих этим рукам, к тебе как-то иначе отнеслась, и это все. Ну что ж, это наш город, это его специфика. Я всегда смотрю на любой провал как на новую возможность. Никогда бы я не был так активен, если бы жил, как полагается, в своем городе, и понемногу печатался. <...> В Москве наличествует арбитраж — критическая прослойка. Существуют критики, имеющие определенный авторитет, существует редактура и корректура. Стихи — это не только то, что выплескивается. Они обсуждаются, и тебя могут похвалить или поругать. Причем есть разница — похвалит тебя этот критик или какой-то другой. И даже отрицательное мнение какого-то критика может быть похвалой. В Одессе ничего этого нет. Движения здесь — движения в вакууме. Каждый человек, позиционирующий себя как поэт, может существовать. Я всегда говорю — там, где разрежен воздух, там легко махать руками, но очень трудно дышать”.
См. также: Борис Херсонский, “Памяти семидесятых” (эссе) — “Интерпоэзия”, 2008, № 2 <http://magazines.russ.ru/interpoezia>.
Андрей Хржановский — Григорий Катаев. Невеселый разговор. — “Искусство кино”, 2008, № 5 <http://www.kinoart.ru>.
Говорит режиссер Григорий Катаев: “О сказках и мультфильмах говорят, что это — страшные истории, осторожно подготавливающие детей к чтению газет и просмотру теленовостей”.
Алексей Чадаев. Сказки. Мальчиш-Кибальчиш. — “Новые хроники”, 2008, 13 сентября <http://novchronic.ru>.
“<...> история про Мальчиша, на самом деле — это, конечно, заявка на текст вполне себе евангельский. Отец и брат — патриархи и пророки Израиля. Красная Армия есть воинство не земное, но небесное — и потому всепобедительное: тема про „день простоять да ночь продержаться” предполагает, что границу за Черными Горами охраняет не сама Красная Армия, а люди земные и слабые и потому могущие быть побеждаемыми — но у них за спиной есть та самая Красная Армия, от которой нет и не может быть обороны. Военная Тайна, в свою очередь — зашифрованное Царство Божье, которое „внутри вас есть”: характерно, что Иуда-Плохиш этой Тайны не знает и ничего по большому счету буржуинам сообщить не в силах — он может лишь выдать им Кибальчиша за „сребреники” — банку варенья и корзину печенья. Главный буржуин по темпераменту — типичный Пилат. Мальчиш ему интересен, он долго и подробно общается с ним. Через Мальчиша Буржуин производит „остранение”, взглянув на себя другими глазами. Фактически, его вопрос про „тайну” — это пилатовское „что есть истина?””.
Наталия Черных. Новолуние. — “Полилог”. Теория и практика современной литературы. Электронный научный журнал. 2008, № 1 <http://pavelnastin.googlepages.com/Polylogue_001_2008.pdf>.
Большое эссе о поэзии Дмитрия Воденникова. “Кроме мифа о поэзии вообще существует и миф о поэте. Не важно,
“Есть поэты, личность которых значительнее написанных ими стихов, и есть стихи, которым автора вовсе не нужно”.
Что такое консерватизм? — “Русский Обозреватель”, 2008, 17 октября <http://www.rus-obr.ru>.
Стенограмма заседания Русского Клуба 9 октября 2008. Участвовали: Наталья Андросенко, Дмитрий Володихин, Константин Крылов, Аркадий Малер, Михаил Ремизов, Александр Самоваров, Павел Святенков, Михаил Смолин, Владимир Тор, Егор Холмогоров, Наталья Холмогорова. Говорит Константин Крылов: “Я полагаю, что само слово „консерватизм” неудачно и вводит в заблуждение. Если и стоит его сохранять, то разве лишь из консервативных соображений. На самом же деле „консерватизм” — это реализм. <...> Суть консервативного учения очень проста. Вот она: реальность имеет большую ценность, чем выдумка. Существующее имеет большую ценность, чем несуществующее. (Очень простая мысль — но, как ни странно, многие ее не признают.) То, что существует долго, имеет большую ценность, чем то, что вчера родилось. Это не значит, разумеется, что любое новшество обречено на отрицание. Это значит, что любой институт, любая реальность, просуществовавшая какое-то время, заслуживает уважения. <...> Например, что является более важным и более реальным: административная структура — или народ? Для консерватора, конечно, реальность — это народ. А что такое административная структура? Несколько соглашений, несколько зданий, куча бумажек и несколько распонтованных чуваков, ездящих на дорогих машинах. Их онтологическая ценность неизмеримо ниже ценности народа — и с консервативной точки зрения недопустимо, чтобы интересы народа приносились в жертву интересам этого учреждения. <...> Русский народ — это безусловная консервативная ценность, пожалуй, высшая из консервативных ценностей в нашей реальности. Очень мало на свете народов, которые существуют столько же времени, имели такой же срок непрерывной государственности, такую же степень укорененности в реальности, как русские. Поэтому последовательный русский консерватор не может не быть последовательным русским националистом”.
Глеб Шульпяков. Быть новым русским. Это значит — не доверять трибунам, экранам и упаковкам. — “Новая газета”, 2008, № 73, 2 октября <http://www.novayagazeta.ru>.
“Говорят, быть русским означает — принадлежать к русской культуре. Но классическая русская культура, состоявшая в единстве быта, религии и искусства, утрачена. <...> После всего, что случилось, мы — просто наследники немногого, разрозненного и случайного, что каким-то чудом уцелело. Дальние и бедные родственники на пепелище. На месте происшествия — культуры давно исчезнувшей и теперь иллюзорной, миражной. С ней нас ничего, кроме слабых фантомных болей, не связывает. Возможно, для меня быть новым русским означает: ощущать эти фантомные боли. Видеть эти галлюцинации. Отдавая себе отчет в том, что перед глазами — мнимость”.
Алексей Шустов. Предчувствие будущего: тень постдемократии. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2008, № 10.
“<…> вне зависимости от того, справедливо ли использовать термин „демократия” применительно к политическим системам США и Западной Европы, они действительно остаются наиболее эффективными формами организации политической власти из известных в начале XXI века. И это, в свою очередь, не противоречит оценке этих систем как находящихся в глубоком кризисе. <...> Уверен, что стоит отказаться от веры в демократию как политическую панацею. Сегодня общественные науки обязаны предложить новые, современные способы организации политической власти”.
Галина Юзефович. Нирвана и немного нервно. Александр Иличевский гипнотизирует читателя как удав кролика. Он научился этому еще тогда, когда не был знаменит, — о чем и свидетельствует роман “Мистер Нефть, друг”. — “Ведомости”, 2008, № 188, 6 октября <http://www.vedomosti.ru>.
“<...> щемящий, поэтичный, ни на что не похожий „Матисс”, в 2007 г. принесший своему автору Букеровскую премию, породил небольшую, но стойкую популяцию читателей, испытывающих по отношению к текстам Иличевского настоящую аддикцию и готовых потреблять любое печатное слово, подписанное этим именем”.