Новый Мир (№ 1 2009)
Шрифт:
“<…> И, наконец, в самый разгар скандала „Метрополь” выходит в американском издательстве „Ардис”. Его туда передал очаровательный человек, любящий и знающий российскую словесность, атташе по культуре из посольства Соединенных Штатов.
— А к нему-то как попал „ Метрополь ” ?
— Есть истории, на которых гриф „Совершенно секретно” стоит веками. Шутка. Я не знаю, как попал. Попал — и хорошо. Идиоты! Это я про большевиков. Издали бы альманах,
Валерий Сендеров. Ответ Владимиру Флёрову. — “Посев”, 2008, № 9 <http://www. posev.de>.
“…Мы, внутри страны, видим болезни не западного — а собственного, российского общества: оно сейчас не поддерживает власть — а истерически провоцирует ее. И эти истерики для нас значительно опаснее западных. На Западе — пошумят и успокоятся: до его душевного здоровья нам дела нет. Для нас же очередная антизападная истерия и неадекватность — новое опасное повреждение национальной души, полтора века назад оно уже подготовило гибель Империи.
Хочу обратить Ваше внимание еще на одно обстоятельство. Раньше НТС и журнал „Посев” часто озвучивали то, что про себя, молчаливо и без нас понимали многие. Сегодня внутри страны важнее опережать события, чем по пятам, рядом со всеми, комментировать их. О поставках оружия нашим потенциальным противникам на Кавказе „Посев” сообщал два года назад — единственное тогда, насколько я знаю, из российских изданий. Общественное мнение не обращало на эти „далекие” дела (за исключением линии „Грузия — Чечня”) никакого внимания”.
Сергей Сиротин. Картина мира по Донцовой. — “Континент”, 2008, № 3 (137).
До “Лидии Чарской” (1913) Корнея Чуковского, впрочем, недотягивает, но удивляет самим фактом обращения к теме и четкостью формулировок.
“Внутри литературы Донцова не является исключительным злом. Здесь помогает апелляция к истории бульварной литературы и к метафизическим основам мироздания. Однако Донцова является исключительным злом вне литературы. Тем самым злом, которое всегда наказывали самым впечатляющим образом и при большой публике. <…> Ее книги — это даже не субкультура. Такую литературу нельзя представить в виде некоей субкультуры домохозяек и дать ей тем самым возможность найти свое — равноправное с другими — место под крылом все ласково охраняющей демократии. Любая субкультура — это поступательное движение вперед, к новым горизонтам дискретизации и уточнения идеалов. Ей претит общность с обезличенным мейнстримом, который не способен выразить ее более утонченных и вместе с тем более радикальных устремлений. В этом смысле произведения Донцовой не могут быть субкультурой. Они неидеальны по сути. Это докультурный, зачаточный реализм <...> не способный к комплексному взгляду на мир. Между тем завышенное внимание к нему, увы, по инерции актуализует всю массовую культуру, постоянно выводя ее на повестку дня наравне с политическими и общественными событиями.
Любое внимание к Донцовой даже в виде критики — это пособничество ей. Нет смысла содействовать тому, кто паразитирует на отрицательном пиаре. Это могла бы усвоить и Католическая церковь, обвиняя Дэна Брауна. Имея дело с Донцовой и в целом с низкопробной массовой культурой, намного эффективнее делать выбор между принципиальным игнорированием и жестким цинизмом”.
Протоиерей Борис Трещанский. От
Без защитного покрова
Не со злодеями ль налево и направо
Остаться с Богом в доле
Когда позорней самого позора слава
И больше всех синедрионов
Полюбивши жизнь
Мы с Тобою рядом вместе
Помяни мя, Господи, в моем злодействе
И о моем неведении помолись
“Его мотивация, его позыв к писанию отличаются от того, что движет профессиональным поэтом. Последний, хочет того или нет, живет внутри своего цеха и ориентируется по отношению к этому цеху и традиции; сознает это или нет, ставит перед собой задачи изменения, развития, мутации, реагируя на „бег времени”. В нашем же случае автор крепко держится за однажды найденную форму слегка „юродивой” миниатюры, как за надежный сосуд, безотказно вмещающий то, что переживается в предстоянии у Жертвенника („где с Богом мы вдвоем в кадильном дыме”) и в одиноком самоуглублении. Откуда взялась эта форма, я не знаю; я не нахожу в ней явных следов читанного (разве что Хлебников?.. — и то не похоже), не ведаю, что подсказало автору отчаянную ломку синтаксиса (с легкой стилизацией его строя под церковно-славянский), парадоксальность речений — все то, что в случае промаха выглядит непростительной нелепостью, но в случае удачи бьет по сердцу и выказывает очень твердую руку.
Это сразу исповедь и проповедь. И то, и другое — вблизи единственной темы, объявленной апостолом Павлом: „...мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, для Еллинов безумие” (1 Кор 1: 23). „А все, что сверх и кроме — не о том / И от Голгофы в мире тесно ”. Эта поразительная строчка (из стихов, напечатанных в „Вестнике... ”) объясняет, как кажется, исток того самостеснения , которому инстинктивно подверг свою творческую способность автор. Сосредоточенность над словами Евангелия открывает ему дверь в глубину собственного сердца (и порой удивляет точностью религиозной антропологии). А интимный опыт самопознания обобщается до проповеди” (Ирина Роднянская).
Николай Троицкий . За что я люблю народовольцев. — Научно-методическая газета для учителей истории и обществоведения “История” (Издательский дом “Первое сентября”), 2008, № 19 (859) <http://www.1september.ru> .
За самоотверженность борьбы, коротко говоря. Автор обнаруживает много передергиваний на тему — в популярной литературе и в СМИ. Саратовскому профессору жестко и доказательно возражает историк Валерий Ярхо, рассказавший, в частности, о полном разложении “Народной воли” к началу 1880-х.
Иштван Эркень. Блокнот пятьдесят шестого. Перевела с венгерского Татьяна Воронкина. — “Вышгород”, Таллинн, 2008, № 3-4.
“На улице Добб, когда одного из гэбистов тащили на виселицу, оказалось, что он еврей. Толпа отпустила его: „Пусть не говорят, будто здесь устраивают погромы””.
Тут же, ближе к концу номера, публикуются интересные (и страшноватые, на грани фола) “рассказы-минутки” этого выдающегося венгерского писателя.
Составитель Павел Крючков