Новый Мир (№ 1 2010)

Журнал Новый Мир

В пору, когда на обед варилась лебеда,

а на ужин перловка,

не хватало материнского заработка

и бабушкиной пенсии,

я пытался разжалобить божью коровку

трогательной детской песенкой:

“Коровушка-бурёнушка, полети на небо,

принеси мне хлеба.

Чёрного

и белого,

только не горелого”.

Козявка выслушивала, затаясь. И, распустив

медные крылышки,

уносилась в поднебесье с моею просьбою.

Но, видимо, как и во времена нынешние,

всё давно было роздано.

 

Незримый советчик

Язык наш и сеятель и строитель.

И сам очищает себя от половы.

Он всеохватен. И только наитие

никак не даётся слову.

Странное чувство неуловимо,

похоже на сполох за озёрной тишью.

Оно как запах отчего дыма,

а может, подсказка свыше.

Этот феникс и есть и нет; права

его обошли стороной, как ничто.

Но сколько раз меня обманывали слова.

И выручало чутьё.

Чудодейный родник

Ключ неприметный — с песчинками вода.

Каждое лето приезжал я сюда.

О нём мало кто ведал: где-то в осиннике.

Но ходили легенды о потаённой его силе.

В день жаркий, пацан городской,

припадал я жадно к кринице лесной.

Хотел от порчи, как говорится, впрок

загадочной мбочи взять хоть чуток.

…Битый нещадно на дорогах крутых,

вспоминал я часто чудодейный родник.

И нынче нередко пугнёт карачун —

по старым меткам тянусь к ключу.

 

Грустная цепочка

Дождь разом начался. И быстро прошёл.

В вечереющей тишине

падают капли в

бочку.

Будто в саду по весне

лопаются почки.

Но мало-помалу воодушевляющая трель

становится похожей на звук меди,

брошенной в нищенскую кружку.

А вот уже звонкая капель

напоминает неспешный отсчёт кукушки.

…Сижу у окна, за которым

переполненная бочка;

забытые проступают лица.

И слушаю пророчества

неприкаянной птицы.

 

Вечером на даче

Последняя истаяла синева —

между светом и тьмой не осталось границ.

Знобко поскрипывают дерева

голосами ночных птиц.

Не спит, не дремлет — притаился лес,

раскинув незримые свои космы.

Мне кажется, я один, и не только здесь —

во всём необъятном космосе.

Но если так,

то я свободен от уймы счетов

после долгого загульного пира.

А их тяжесть перевешивает страх

одиночества сирого.

Я почувствовал — почва уходит из под ног,

рвутся корни,

пережил пьянящее ощущение невесомости.

И тут вспомнил — у меня щенок некормленый.

Представил его мордочку, тоскливые глаза.

И пошлёндал к дому.

Под родным небом

Клин журавлиный курлычет,

ребёнок обписавшийся

кричит в коляске.

Мне близки людские привычки,

знаком хулиган распоясавшийся.

Здесь я родился, вырос,

столкнулся впервые с обманом.

Отсюда по-тихому выбрался

и тихо вернулся к своим баранам…

Об этом столько уж писано —