Новый Мир ( № 1 2013)
Шрифт:
Федор глянул на Дмитрия Всеволодовича исподлобья.
— Я боюсь, что мы слишком… — заговорил он с некоторой запинкой, — боюсь, что вы смотрите на поверхность, одну поверхность — в то время как сущность кроется в глубине… Россию вы видите в первую очередь как страдающую. И вы правы: церковь тоже молится о России как о «многострадальной». Но также и «богохранимой»…
— Какой-какой?
— Богохранимой, — как можно тверже повторил Федор. — Россия — страна богохранимая.
— Как-то
— А в чем это проявляется, Федя? — внимательно уточнила Анна.
— В Православии. В вере. В терпении. В простоте. В Божьей искре…
— Федя, вы говорите «в терпении», — мягко прервала Анна. — Но по опросам — я видела в том числе и закрытые данные — больше трети российских жителей эмигрируют, если им предоставят такую возможность. Если брать образованных горожан трудоспособного возраста — больше пятидесяти процентов. Вы видите здесь «терпение»?
— Во-во, — подключился и Дмитрий Всеволодович, — что это за «богохранимое» государство, откуда все население хочет свалить? Храним для кого? Для китайцев?
— Боюсь, — не отступал Федя, — у ваших выводов ненадежная база: представьте, что к вам с опросным листком подходят на улице — разве станете вы исповедовать глубину? Совершенно напротив: эту внутреннюю глубину каждый истинный русский ревностно бережет! чтобы не загрязнить тот источник живой воды, который в этой глубине испокон веков бьет и никогда не иссякнет!..
Дмитрий Всеволодович закряхтел.
Анна, до сих пор довольно сочувственно слушавшая Федора, тоже как-то пригорюнилась.
Леля неподвижно созерцала огни, загоревшиеся на горах.
— Нелегко дискутировать, — развел руками Белявский, — получая в ответ на статистику проповедь за живоносный источник… Ну ладно. В конце концов, тоже позиция — она понятна. Теперь — Энигма!
Федя взглянул непонимающе.
— Ну кто тут у нас самый энигматический? Лель, скажи нам: в чем тайна русской души?
— Понятия не имею, — фыркнула Леля.
— Не спеши… — улыбнулся Белявский:
Нет, ты погоди, не спеши,
Ты погоди, не спеши,
Ты погоди, не спеши
Дать от-вет!
Жаль, что на свете
Всего только два слова,
Всего только два слова,
Всего «Да» и «Н-нет»!
Помните такую песню? Миронов пел… Ответь, Энигма!
— Мне сказать нечего, — повторила Леля.
Федю вдруг взяло зло — и на глупую песню, и на «Энигму», — причем разозлился он почему-то на Лелю, а не на Белявского.
—Ты согласна со мной? — Он подался вперед. — Или с Дмитрием?
— Да не знаю я, — изумилась Леля, — чего?.. Я ни с кем не согласна. Вообще непонятно, как вы можете разделять, что «важнее», что «главное», что не «главное»… Вот в первой истории: привезли яблоки на телеге…
— Картошку, — поправил Федя.
— Не суть дело, картошку. Привезли на телеге картошку — и в этот же день ее забирают в детдом. Что тут главное? Какая-то твоя религия? Тут — про осень, что было тепло… Воровали хлеб, жарили, весело было, как в детстве…
— Во-о-от! Во-от! — вскинул палец Белявский. — Умничка! Я говорил, что Энигма провещевает? Как в детстве! Вот вам и знаменатель: самая главная черта русской души, все объясняет и все определяет — именно инфантильность!
Отпив из бокала, Белявский промокнул губы:
— Все помнят суперсемейку? Ну, позавчера — на чем мы вообще познакомились? в кабачке? С чего весь разговор начался, про русскую душу. Я видел раньше эту семейку — и в поезде и на подъемнике. Этот длинный парнишка, акселерат, ему лет двенадцать, наверное, — я всю дорогу смотрел, как его колбасило — ох, как же колбасило-то его! Прямо видно было через вагон, как родители его бесят — каждым словом, каждым… не знаю, всем своим видом! Мать что-то на нем пытается поправлять, он отдергивается… ну, тринадцать лет, все понятно. Я подумал еще: да-а, парень, веселый у вас получится семейный отдых… А потом — вы помните, как они от нас рванули, из этого кабачка…
— Bode-Beizli, — зачем-то уточнил Федя.
— Чего они испугались? Вы знаете? Я вам скажу. Себя самих! Повели себя в точности как их сын! Этот парень прыщавый (у русских вообще хреновая кожа) — ужасно боится, что родители что-то неправильно сделают… — почему он боится? Потому что в себе самом не уверен, себя самого стесняется, страшно стесняется, не знает, куда девать свои длинные руки-ноги — а вдруг еще и родители что-нибудь учудят?! Это будет уже вообще неподъемная ноша! Поэтому изо всех сил делает вид, что они к нему отношения — не имеют, он знать их не знает!
Русский на Западе есть подросток во взрослом мире. Мало, что сам толком не знает, как себя вести, мало того, что себя стесняется, — так тут еще и ты появляешься рядом точно такой же, русскоязычный: мало ли что ты выкинешь? Надо скорей продемонстрировать, что я сам за себя, а он сам по себе, я не имею к нему отношения, я за него не отвечаю…
Психологический возраст русских — ну, в большинстве — лет двенадцать-тринадцать. Вроде уже не ребенок. Вроде какие-то взрослые уже обязанности. Но как справляться? Как вообще ориентироваться на местности? — с этим полный туман! Страх — отсюда. Агрессия тоже отсюда, бессмысленная, и жестокость — бессмысленная, бесцельная, Леля права: сначала поубивают друг друга, а через полчаса пойдут вместе бухать. Кто жив останется. Эмоции — нелогичные, подростковые! И так в каждом рассказе, буквально во всех, по порядку, смотрите!