Новый Мир ( № 10 2013)
Шрифт:
— Тяжело нам, простым людям, живется, — тихо произнес он, — всюду глухая стена непонимания. А мы ведь как лучше хотим, верно? — Он шмыгнул носом. — Мы, конечно, иногда ошибаемся, но это от большой любви. Любовь не так просто выразить, верно? Не знаем мы, как ее выразить, не научены, вот в чем закавыка. Но мы хотя бы пытаемся. Да что тут говорить: давай лучше споем. — Он прочистил горло и запел. Танич чуть не подавился. Это сон, подумал он, такого не может быть. Он тайком ущипнул себя за руку, надеясь проснуться, но не проснулся. Молния прекратил петь. У него глаза светятся в темноте, подумал Танич, боже мой, у этой твари светятся глаза. Он сделал глоток из бутылки, чтоб успокоиться. Его трясло. Ну продолжим, сказал Молния. Кроме того, я BallsCracker с форума городских сплетен. Я немного пофоткал здешние места. В том числе мою родную «газель». Ты знаешь, я люблю фоткать. В душе мы все люди искусства, верно? — Он подмигнул Таничу. — Затем я выложил фотки на форум. Надеялся, что ты увидишь их, поймешь намек. И вот ты здесь. — Он пихнул Танича
— Не ожидал. — Танич украдкой посмотрел на спящего: тот еле заметно шевелил губами. Глазные яблоки быстро вращались под веками.
Молния проследил взгляд Танича:
— Ах, этот... Специальный человек, чтоб ты знал. Немного заигрался в детектива, но парень хороший. Надеюсь, он присоединится к нам. А может и нет.
— «Присоединится»? — переспросил Танич.
Молния серьезно кивнул:
— Ну да. Я думал, это очевидно. Мы с тобой одинаковые, дружище. Мы должны объединить усилия, чтоб город почувствовал нашу любовь. Я бы даже сказал «прочувствовал». Конечно, объединяться мы будем под моим брендом. Прости, но Солнечный Заяц вышел в тираж. Одно убийство за полгода, а то и в год — тоже мне, удивил. Будущее за проектом «Молния». Быстрее, выше, сильнее! Вдвоем, но под одним именем. Незачем распыляться. Вместе мы горы своротим. О Молнии заговорят за рубежом. Как тебе? За рубежом, дружище! Одиночки давно устарели. В больших городах еженедельно пропадают десятки людей — всем плевать. Но что если пропадет сто? Тысяча? Люди в панике. Кто виноват? Молния! Злой гений Молния! Гитлер по сравнению с Молнией — святоша! Кто будет знать, что Молния — это два разных человека? То есть пока два человека, со временем нас станет больше, я уверен. Как тебе идея? Странно, что раньше никто не додумался. Не зря говорят, что все гениальное просто.
— Я... — Танич запнулся. — Я не такой как ты.
Молния посмотрел на него с удивлением:
— Что?
Танич повторил тверже:
— Я не такой.
Молния расхохотался:
— Ого, да у нас тут д’Артаньян завелся! Ну да, не такой. Убиваешь не только девочек, но и мальчиков.
— Я убиваю... — начал Танич и поправился: — Убивал детей, которых в будущем ждали мрак и смерть.
— Обалдеть, — удивился Молния. — Можно взять у тебя автограф, мать Тереза? — Он приблизил к Таничу румяное лицо. — Дружище, да где гарантия, что всех твоих детей в будущем ждал мрак; ты знаешь, сколько народу поднялось из задницы? Я имею в виду не всякую шваль, которая только думает, что поднялась, а действительно талантливых ребят. Не знаешь? А я знаю. Я читал про них в Википедии. — Он победно взглянул на Танича.
Танича колотило.
— Я… я…
— Что, неприятно правду выслушивать? — Глаза Молнии блеснули. — А ты как думал? Вообще, я в тебе потихоньку разочаровываюсь. Серьезно. Ну сам посуди: приперся сюда с ножом за пазухой, качаешь права, ни одного тоста не произнес. Ни одного тоста! А нож? Думал, я не замечу? Зачем тебе нож? Что ты им собрался резать, а? — Он глотнул из бутылки. — Ну ладно, думаю, мало ли для чего этому парню нож. Может, это подарок его любимой мамочки. Угощу его водкой, поговорю по душам. Он же простой русский парень, должен понять мои чувства. И что же? Угостил, сделал выгодное предложение. А он, сволочь неблагодарная, смеет утверждать, что он, видите ли, выше меня. Ну не скотина ли? — Он повернулся. — Гордеев, как ты думаешь: скотина он или не скотина?
Танич машинально посмотрел на спящего: Гордеев молчал, не в силах пошевелить ослабшими от беспробудного сна губами.
— Дрыхнет, — грустно подтвердил Молния. — Друг, называется.
— Кто ты? — прохрипел Танич.
Молния моргнул:
— Что?
— Кто… ты?
Молния улыбнулся и ничего не сказал.
Танич попробовал встать и уронил бутылку. Бутылка покатилась по краю стола, водка полилась на бетонный пол. Танич не понимал, что с ним творится. Он боялся посмотреть в сторону Молнии. Он никогда раньше не боялся. Он не боялся даже смерти, потому что не видел особенной разницы между бытием и небытием. Но существо, которое смеялось и паясничало за столом, испугало его до чертиков. Танич сделал шаг к слабому свету улицы. Подошвы ботинок прилипли к полу. Спина вспотела. Существо хихикнуло. Сейчас оно пойдет за мной, подумал Танич, холодея, господи, эта тварь пойдет за мной. Он попытался расстегнуть пуговицы на куртке, чтоб достать нож, но не смог. Руки дрожали. Он закрыл глаза: я должен, должен, должен идти. Он собрался с силами и швырнул непослушное тело вперед. Голос Молнии подгонял его. Ноги
Первого своего ребенка он убил в похожем месте. Мальчика звали Егорка. Он был дебил. Ходил по двору и бубнил злым голосом матерные куплеты, а дети кидали в него грязь. Взрослые ругали детей, объясняя им, что несчастный мальчик болен. На какое-то время издевательства прекращались, а потом мальчик снова возвращался домой по уши в грязи. Одинокая женщина, которая была матерью Егорки, мыла его в тазике у открытого окна и причитала: Господи, за что мне такое наказание?! По безобразному лицу струились слезы. Танич встретил мальчика на обочине шоссе. Время было позднее. Танич прогуливался вдоль канавы, полной отцветшей воды. Он разведывал местность и размышлял о своем первом преступлении. В голове вырисовывался план, как заманить в лесополосу будущую жертву. Тут из темноты вышел Егорка. Танич обомлел. Егорка подошел к нему и застыл на месте. Ты что тут делаешь? — запинаясь, спросил Танич. Егорка не ответил. Он был очень грязный. Танич осмотрелся — никого. Пойдем, сказал он и взял мальчика за руку. Тут рядом есть болото. Там красиво. Все такое зеленое. И лягушки квакают. Ты любишь лягушек? Егорка молчал. Я вот не люблю, признался Танич. Мерзкие они какие-то. Лицо Егорки, обычно изуродованное тупой злобой, разгладилось. Он покрепче схватил Танича за руку и потерся о нее щекой. Танича окатило жаркой волной жалости. Он хотел отпустить Егорку и сбежать, но пересилил себя и довел дело до конца. Тогда ему показалось, что он видит на краю болота тень черной твари, высокой как колесо обозрения. Он повернулся. Возле склада замерла та самая тварь. Голова существа запуталась в звездах; дыханием ее был свист ветра в водосточных трубах; звук шагов напоминал шуршание шин по асфальту; пальцы — как заводские трубы; глаза — гигантские окна с зажженными ночниками, чтоб дети, которые живут за этими дьявольскими окнами, не боялись вечной темноты. Танич втянул голову в плечи. Хотелось стать как можно меньше, чтоб тварь не заметила его. Он кинулся к воротам. Болото кончилось. Он бежал по пустой улице. Стук каблуков сливался с хохотом существа. «Куда ты, мой маленький? — смеялась тварь. — Помнишь, как мама тебе говорила: ёНе бегай по улицам, у тебя слишком короткие ножки, споткнешься и упадешь, поранишь коленки”. Ну куда ты спешишь, радость моя, неужели не понимаешь, что куда бы ты ни побежал, я всегда буду рядом. Когда-то я был одинок, но теперь у меня есть ты, есть все вы, мои маленькие озорники со сбитыми в кровь коленками. Ну же, остановись, дай помять твои пухлые щечки». Я спятил, повторял про себя Танич, спятил, спятил. Он нырнул в подземный переход, сбил кого-то с ног, взлетел по ступенькам, не обращая внимания на ругательства, затухающие за спиной; побежал дальше, еще дальше. Через темные дворы, мимо каменных зданий, по зыбкому мосту над смолистой рекой. Он бежал быстро, а огни витрин и раны дорог летели ему навстречу. Танич подумал, что сможет бежать долго и вскоре обежит всю Землю, вернется на это самое место, и кошмар прекратится — не зря же он отважно преодолевал огромные расстояния. Но он споткнулся о выпирающий из асфальта камень и упал лицом в канаву. Грязь залепила лицо. Он встал на колени и ребром ладони отер грязь. Перед ним расстилалось поле мертвой травы. Он повернул голову и увидел серую полосу шоссе. На другой стороне дороги застыла тварь. Она покачивалась, как будто на ветру. Трясущейся рукой Танич расстегнул куртку и дернул нож за рукоятку. Нож не сдвинулся с места. Он держался на трех полосках ткани, которые Танич пришил к изнанке куртки. Похоже, одна из полосок мешала. Тварь подняла ногу и открыла рот, похожий на дыру в пространстве. Танич услышал успокаивающие звуки телевизионных помех. Как приятно слушать помехи, подумал он, просто звук, над которым не надо думать. Он вспомнил, что нож следует немного наклонить вправо, и легко вытащил его. Тварь перешагнула дорогу. Танич закрыл глаза, повторяя: никакой черной твари нет, это Молния, мужик с розовой мордой, как у свиньи. Когда он открыл глаза, перед ним стоял Молния. Он озирался. Лицо его было испуганным. Так тебе и надо, злорадно подумал Танич. Молния посмотрел на Танича и двинулся к нему:
— Послушайте, вы…
Танич ударил его ножом в живот.
Лицо Молнии скривилось от боли и изумления.
— Я… — Слова вылезали из луженой глотки с огромным трудом, как металлические болванки. — Как… — пробормотал он. — Для чего же… — Он продолжал идти, вытянув руки вперед.
Танич толкнул его. Молния упал на спину. Он дергался всем телом и хватал руками воздух, как будто пытался удержаться от падения в пропасть. Его вырвало полупереваренной пищей.
— Так тебе! — закричал Танич вне себя от радости. — Так тебе, гнида!
Он пнул умирающего в коленную чашечку. «Но разве тварь легко убить? — мелькнуло у него в голове. — Она притворяется. Надо поскорее уходить». Он бросил последний взгляд на Молнию и побежал в сторону городских огней. «Так, — подумал он на бегу, — постой. Подумай». Он остановился. Бежать незачем: он поймает попутку на другой стороне шоссе. На ней и вернется в город. Так получится быстрее. Танич ступил на дорогу. Он ничего не видел и не слышал, кроме телевизионных помех, которые до сих пор звучали в его голове.