Новый Мир (№ 2 2008)
Шрифт:
— Да какой из меня начальник… Вот так достаточно? Или там тоже надо поломать?
— Ага, все нормально… А что касается начальника, то я тоже не думал, а как-то получилось. У меня сейчас почти триста человек работают. Три магазина же еще… склад, ну и там… Вот так. — Леха включил манок. Из динамика послышался призывный гусиный крик. — Порядок! Теперь давай заряжаемся… Нет, сначала по пятьдесят грамм, за фарт. Доставай-ка, у тебя сбоку вон бутылка.
— А мы с мужиками за фарт никогда не пьем — плохая примета, — сказал Петька, передавая коньяк в красивой
— Вот у вас фарту и нету, — Леха вынул пузатую бутылку, — а мы пилюем на эти приметы, и у нас есть. Фигня все это. Прет тому, кто прет.
Они выпили из горлышка. Петька поморщился, чем бы закусить, а Леха только крякнул от удовольствия. Он внимательно осматривал горизонт.
— Обязательно будут. Место козырное. Тут вообще-то нельзя — заказник, но я всегда здесь охочусь.
Петька внимательно посмотрел на Леху.
— Не боись, будут проблемы, будем решать, вон гуси идут. Во-о-он, смотри, далеко еще. Сюда идут. Давай готовься. Стрелять по моей команде.
Петька присмотрелся, но гусей не увидел. “Ну, по твоей так по твоей”. Ему помнилось, как он ловко сшибал сегодня уток. Он переломил ружье, проверил патроны и снова стал искать гусей по небу. И вдруг увидел. Они летели одной шеренгой и совсем невысоко. Быстро приближались. Как будто спешили куда-то. Петька, что с ним нечасто бывало, заволновался, пригнулся, чтобы голова не торчала. Потом снова осторожно высунулся.
Гуси летели почти касаясь верхушек тростника. Они уже были в ста метрах, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах, и Петьку пробрала такая дрожь, что ружье затряслось в руках.
— Совсем рядом уже, — зашептал неожиданно для самого себя.
— Тихо, тихо, я скажу. — Леха не отрываясь следил за гусями и, казалось, был спокоен, только указательный палец нервно поглаживал спусковой крючок.
— Да, блин… — Петька готов был вскочить…
— Тихо, ёп… — зашипел Леха.
Но какая-то дурная сила уже вынесла Петьку во весь рост. Гуси шарахнулись в сторону. Он приложился, поймал на мушку переднего и нажал спуск. Гусь не дернулся. Петька судорожно выстрелил еще раз. Большие, огромные птицы невредимые уходили в сторону и набирали высоту. Петька обернулся на Леху. Тот стоял, опустив ружье, и глядел на Петьку.
— Ты что? Не стрелял?! — спросил Петька, видя уже по Лехиному лицу, что что-то не так, но ему было не до Лехи — так его трясло. — Блин, как же я промазал, они же вот были.
— Слышь, Петь, я же просил — стрелять по моей команде? — Взгляд у Лехи был чужой и неприятный.
— Да-а, — растерялся Петька, — вот же они были — десять метров, что же тут… — Ему казалось, что он прав.
— Да какие десять, я же тебе объяснял, ты чем слушал?! Ты что за осел-то вообще?! — Леха сел на корточки и взялся за бутылку.
— Ну ла-а-дно. — Петьке уже и хотелось повиниться, но Леха прямо его отчитывал, как какого-то своего работника, и он нахмурился и добавил в тон Лехе, а скорее — поперек ему: —
Леха отпил из бутылки. Заткнул пробку.
— Это хорошо, что ты такой умный. — Он посмотрел на Петьку, но тот стоял отвернувшись. — Только лучше бы тебе детей к школе одеть было во что. — Леха говорил отчетливо, с паузами, превосходство сквозило в каждом слове. — А так-то мы самые умные, конечно…
Петька не очень понял, как все это связано, но обидно стало.
— Ничего, перебьются, — буркнул нарочно небрежно, но почему-то стало еще обиднее — он уже злился, что растрепался вчера по пьяни про свои дела — даже захотелось взять да и уйти сейчас отсюда. Он посмотрел на воду, как будто примеряясь…
Они стояли рядом, по-другому там и не встать было, но смотрели в разные стороны. Леха прикуривал. Он, конечно, чувствовал, что перегнул палку. Но быстро остановиться не мог, отвык уже, чтобы ему перечили. Как был Петя туговатый, так и остался — хоть кол на башке теши. Рыбы нахарил, как куркуль…
А Петька рассеянно думал про своих пацанов, которых “к школе одеть не во что”… Это я у него денег собирался спросить, вот и… Он готов был удавить самого себя. Как будто предал своих мальчишек. И ладно бы правда, а то — одеты нормально. Друг за другом, конечно, донашивают, но… что ж тут. Да и любят они братнины вещи. И друг друга любят. Он вспомнил их живые рожицы, и на душе помягчело. Подумал, что все равно скоро к ним вернется — и все будет нормально. Надо было полки книжные доделать, теперь спотыкаются через них, а может, Сашка с Петькой доделают. Он представил, как они возятся, и ему ни с того ни с сего совсем радостно стало. Он даже нечаянно улыбнулся.
— Ты знаешь, Лех, ты… это… Если хочешь, я вообще не буду стрелять… — Петька сел на лавочку, щеки у него все же горели, он посмотрел на Лехин коньяк, подумал о чем-то, но потом взял бутылку и отпил как следует. “Все-таки Леха изменился”, — подумал с горечью. Все меняется. Он, конечно, и раньше был такой… организованный, но что дергаться-то? Ладно, у кого нет ничего, но у него же все есть, что он такой нервный…
А солнце садилось. Оно было оранжево-красное, сочное и ушло уже наполовину в камышовые поля, но все небо в той стороне еще было нежное. Тихо-тихо было. Лишь временами всплескивалась, нарушая гладь воды, мелкая рыбешка. Низко, мелькая среди метелок тростника, пролетела стайка чирков в поисках ночлега, крякухи призывно заблажили из камышовых дебрей. Начиналась вечерняя зорька.
И тут прямо у них над головой раздался резкий, сиплый гусиный крик. Леха мгновенно развернулся, подхватывая ружье, вскинулся и, почти не целясь, выстрелил. Что-то тяжелое шлепнулось об воду сразу за их колком. Петька вскочил. На поверхности, распластав крылья, качался здоровенный гусяра.
— Ну ты даешь! — совсем по-детски восхитился Петька. — Я бы точно не успел. Да я и не понял, что это гусь.
— Тихо, тихо, — Леха, пригнувшись, наблюдал что-то сквозь камыш, — приготовься, партия заходит. — Он включил манок и перезарядил ружье.