Новый Мир (№ 2 2008)
Шрифт:
— Слышь, — стуча зубами, сказал Петька, — не полезу я больше. Так дойду. Бутылку только дай. Куда идти?
— Вот так, к-кажется. — Леха тер руки. — Все время п-прямо иди. За теми камышами уже катер должно быть видно. Если что — ори! — Он оперся на шест. Пустой кулас заскользил легко.
Когда Петька подошел к лодке, под тентом уже горел свет, слышно было, как шумит примус. Леха голый стоял на носу, отжимал и раскладывал одежду.
— Давай, П-п-етруха, п-прибавь шагу, — орал он, весело
Они переоделись в сухое, наладили закуску и хорошо посидели. Полтора литра прибрали. Под тентом было тепло. Пили водку заслуженно, всласть, с настроением. Орали громко, перебивая друг друга, вспоминая, как кувыркались. Радовались, что выбрались из полной задницы. А могло ведь и не получиться…
Петька вылез из-под тента по малому делу. Оперся коленками о борт. Его уже здорово покачивало. Луна была такой яркой, что даже не верилось. И лодка, и тростник отбрасывали тени, и все вокруг было хорошо видно. Петьку передернуло от холода.
— Но ты, Леха, молодец, я ведь не поплыл бы. Я там бы остался. Пересидел как-нибудь в камышах… — Петька с удовольствием полез обратно в тепло.
Леха спал, прислонившись к тенту. Посапывал. Петька взял недопитый стакан и внимательно посмотрел на Леху. “Все-таки странно, что Светка меня выбрала, — подумал ни с того ни с сего, — на ее месте я бы тогда за Леху пошел, и это было бы правильно… — Он тяжело, пьяно вздохнул. Ревностью, жалостью кольнуло. Но не к Светке, а к судьбе, что ли… — Э-э, — Петька допил остатки водки, — все бабы дуры. Даже такие красивые…”
Он почему-то рад был, почти счастлив был, что не стал просить денег. А вдруг бы Леха не дал? Он представлял себе это, и перед ним был уже другой Леха. Да нет, дал бы. Какой он был, такой и есть. Дал бы, конечно. Но… Петька сбился с мысли… В общем, правильно, что не спросил.
Он убрал со стола и начал стелиться. Он любил всех. И Леху, и Светку. И по ребятишкам уже соскучился. У него их было трое. Сашка, Петька и Андрюня — весь в папуню. “Интересно, чего у Лехи-то детей нет… — думал Петька рассеянно, — может, не получается…”
Он постелился, растолкал Леху, они залезли в спальники и уснули. Примус оставили на слабый огонек. Чтобы теплее было.
Шорохом и трелью
Самарцев Александр Давидович родился в 1947 году в Москве. По образованию инженер-двигателестроитель. Автор двух поэтических книг. Работает заместителем главного редактора журнала “Food News Time”. Живет в Москве. В “Новом мире” печатается впервые.
* *
*
М.
...А
участлива, зажата
и что каблук от сапога
отламывался — вспомню у заката,
у миража — будь он всерьез,
но временно босой,
как ты в передней,
воспитанная, хмурая,
а все ж
шаг в сторону — мой шаг последний.
Отдельной тучкой — правда, почему? —
ты на одной ноге закутана в передней
рассеянней,
хотя и неприветней,
припавши
к провожанью моему.
* *
*
Пооббей снежок, утрамбуй,
кто ты есть без родного пойла?
Двинул в глаз аварийный буй —
путь особый, душа спокойна.
— Эй, братан! — Что, братан?
— Что с движком? — А с чего бы
я вернулся в этот капкан
выпить хляби, куснуть колдобы?
Сажа постланная бела,
дуй, дубинушка! — кто накроет? —
безымянная поплыла
с ветрового на ветровое
капля,
значит, свети жезлом
в документ, если я опасен, —
значит, свой своему живем
и не страшно
кружиться наземь.
Гостиница
Отсветы по углам — кругали, осьминоги,
есть изойти куда нерву, свернуться чем —
жесткой ли простыней, вальсом Ротару Доги,
где этот старый диск, где он, другой эдем?
Через пути “маневр” тащится на запасный,
сланцев хруст, звонарь обстучал башмак,
от полнолунья связь через Страстную к Пасхе