Новый Мир (№ 3 2011)
Шрифт:
Вручить их Владыке и Господину.
Если это единство принято,
Жизнь течёт под крылом Господним,
Соединяя вчера и сегодня.
Всё, что утрачено, всё, что отринуто,
Возвращено без дознания строгого.
Всё это общее, всё это Богово.
Деревня Алексино
Хоть зимой ты дрожишь, а в июне страдаешь от зноя,
Хоть ты стала последнее
Я хочу с тобой встретиться поздней весною.
Не подумай, что некуда больше деваться.
Я привык к твоему одномерному ритму,
К колыханию ветра, что с севера дует в окошко,
К холодильнику, где пребывает в печали поллитра,
Из которой я пью за обедом две рюмочки — понемножку.
К полям, что вокруг, окружённым гущею леса.
В них всегда отраженье небесной тверди.
Какое счастье, что в твои владенья залез я,
Тобою был принят, а не отвержен.
Основал тебя, видно, давненько мудрец Алексей иль Алексий.
Для тебя он сыскал едва ли не лучшее место.
Ты росла потихоньку, без бурных скачков, без последствий,
Хорошела, не очень полнела, осталась в невестах.
Объезжали тебя трактора и справа и слева,
Не хотели топтать твоё тело и портить твой запах.
Продолжал глотать Николай, а Нюрка осоловела
В его воровских, но очень красивых лапах.
Но ты на это смотрела сквозь пальцы.
Тебе интересней было увидеть, как доживает Серый —
На твоём краю маячивший старый мерин.
Он ведь один в лошадином списке остался.
Ты принимала пришлых в людское своё поголовье.
Уходили старики и старухи, приходили дети.
Образовалось алексинское сословье.
Ничего особенного. Но всё же не те, а эти.
Если прибавить к людям ежей и удодов,
Иволгу, местных кукушек, собак и кошек,
Множество птиц, неизвестных по имени, разной породы,
Бабочек, мух, комаров и мельчайших мошек…
Можно составить такой же список кустов и деревьев,
Трав и цветов, заверить его в сельсовете.
Чтобы никто не мечтал о покупке такой дорогой деревни,
Чтоб в ней оставались не те, а эти.
Что касается нас — меня, жены, детей и дальше по списку,
Мы служить тебе будем до последнего вздоха.
Но не вздумай нас вписывать
Что стоит в твоём центре: получится плохо.
Вместо тайны общенья живущих громко и ушедших тихо
Казённая справка с круглой печатью и пропуск на выход.
Парижский мальчик Георгий Эфрон между двумя нациями
СЕРГЕЙ БЕЛЯКОВ
*
ПАРИЖСКИЙ МАЛЬЧИК ГЕОРГИЙ ЭФРОН МЕЖДУ ДВУМЯ НАЦИЯМИ
Беляков Сергей Станиславович – критик и литературовед. Родился в 1976 году в Свердловске (ныне Екатеринбург). Окончил Уральский государственный университет. Заместитель главного редактора журнала «Урал». Постоянный автор «Нового мира» Живет в Екатеринбурге.
У меня нет ни капли французской крови,
но в моих жилах течет кровь Франции.
Ромен Гари
В истории литературы Георгий Эфрон, более известный под домашним именем Мур, остался лишь сыном Марины Цветаевой. Да, он мог бы стать известным литературоведом, переводчиком. А мог сделать карьеру политического аналитика, специалиста по международным отношениям. Предпосылки к этому были: в пятнадцать лет новый состав французского Кабинета министров интересовал его больше, чем прелести одноклассниц, о наступлении англичан в Греции, об отношениях Французской компартии с Коминтерном, об интересах Советского Союза Мур судил с профессионализмом дипломированного международника. Увы. Мойры не были милостивы к Муру: его ждал фронт и безымянная могила у деревни Друйка, где в самый разгар знаменитой операции «Багратион» сын Марины Цветаевой принял последний бой.
И все-таки этот несостоявшийся профессор, несостоявшийся переводчик, несостоявшийся писатель кое-что успел за свои девятнадцать лет. Даже очень много успел. Он оставил литературное наследие, которое не оценили до сих пор.
Дневники Георгия Эфрона читают в основном историки литературы и биографы Марины Цветаевой. Но Георгий интересен и сам по себе. Вся его жизнь прошла на границе двух культур, двух миров, двух наций. Кем он был? Русским? Французом? Космополитом? Почему это вообще важно?
Перед бегущей
8. Легенды Вселенной
Фантастика:
научная фантастика
рейтинг книги
