Новый Мир (№ 4 2009)

Журнал Новый Мир

— О чём Вы хотите написать, а пока не удаётся, не получается?

— Я всё время пишу о тех, кто ищет. Мне бы хотелось когда-нибудь написать о тех, кто нашёл.

— Что ещё, кроме литературы, относится к Вашим главным жизненным ценностям? Если, разумеется, литература для Вас — безусловная ценность.

— Литература для меня не безусловная ценность. Безусловная ценность — человек. И связи между людьми, скрепляющие мир, не дающие ему распасться на атомы.

И литература, как и любая другая человеческая деятельность, имеет смысл

лишь настолько, насколько она обращена к человеку, насколько она протягивает мосты между людьми, не даёт им окончательно замкнуться в себе”.

В этом же номере главные редакторы “Звезды” и “Нового мира” отвечают на новогоднюю анкету “Литературы”.

Сергей Круглов. “Вернись по чёрным рекам, венами…” — “Знамя”, 2009, № 2.

Виктору Кривулину

Смысла этой иконы не постичь, не смочь:

Мимо не миновать, нажитого не сберечь.

Даже если Ты, Мать, Своему Сыну — Дочь,

Так о нас грешных какая речь.

Осень мягко стелет, выслаивает прелью дно,

Повивальным скользким аиром, разорви-травой, —

Уцепиться памятью не за что — всё прощено.

Срок закрутит в рог — и вперёд головой.

Как отчаянно, в смертный захлёб, как не дыша, —

О, не праведностью, светом горним горя! —

Как впервые, разлепляет глаза душа

Новорожденной куколкой в руках сентября.

(“Успенье”)

…Мне тут же захотелось, чтобы читатель стихов этого автора, независимо от своей религиозности, познакомился с ним и в другой его ипостаси. Когда он, например, в журнале “Нескучный сад” (2008, № 1) — в числе других священников — отвечает на письма в рубрике “Вопросы веры” (“Зачем Церковь, если Бог в душе?” или “Надо ли учить неправославное стихотворение?”).

Сергей Кучеренко. Гольды из рода Уза. — “Дальний Восток”, Хабаровск, 2009, № 1, январь-февраль.

Воспоминание о недавно умершем друге автора мемуара — коренном нанайце-гольде Федоре Узе, “родиче” Дерсу Узала. Естественно, тут идет бесконечное сравнение с арсеньевским персонажем, и, как правило, не в пользу Дерсу. Особенно Федя удивлялся тому, что Узала не ловил рыбу — “ведь каждый патрон на счету”. Современный гольд предполагал, что, видимо, сам Арсеньев ничего не смыслил в этом промысле, — потому и герою своему удочку не доверил. Потомок Узала, похоже, вообще считал своего знаменитого предка — чистым вымыслом.

Владимир Легойда. О движении корабля Церкви. — “Фома”, 2009, № 2 <http://foma.ru>.

“Еще об одном нужно сказать особо: о почитании нашим церковным сообществом новомучеников и исповедников Российских. Общецерковное прославление состоялось, продолжают выходить книги и публикации, касающиеся памяти новомучеников. Во всем этом справедливо отмечают безусловную заслугу почившего Предстоятеля. Однако, увы, мы сегодня не можем говорить — о чем много раз писал и наш журнал — о сложившемся общецерковном почитании новомучеников, а значит — о понимании важности их подвига для нашей жизни, жизни во Христе”.

Евгений Мороз. “Еврейский вопрос” в творчестве Александра Солженицына. Опыт подведения итогов. — “Народ

Книги в мире книг”, Санкт-Петербург, 2008, № 76.

Рубрика “In memoriam”. Это такие как бы проводы. “Что же касается еврейской темы, на свете было немало талантливых людей, недоброжелательно относившихся к евреям, и я не вижу в этом какой-то особой проблемы”. То есть не взыщите, господа-товарищи, он все равно умер антисемитом и клеветником. Попутно еще раз подвергнув сомнению “с помощью” Шаламова (“Солженицын ла2геря не знает и не понимает”) и солагерника А. С. — С. Бадаша — солженицынский “опыт зэка”; попутно процитировав, великодушно присоединившись , Шимона Переса (“Да хранит Господь душу его”), — Е. М. полузагадочно пишет: “Действительность не вписывается в однозначную черно-белую гамму, и во многих случаях достоинства человека органически связаны с его недостатками. Без готовности играть в чужие игры и прибегать к разного рода хитростям Солженицын не смог бы донести до западного мира свое послание о преступлениях сталинского режима. Шаламову, при всем его таланте, сделать подобное не удалось. Он был для этого слишком бескомпромиссен — не мог напечататься в Советском Союзе и получить необходимую известность. <…> При всех его тактических хитростях [Солженицын] был исключительно самоотвержен, просто маниакально одержим своими идеями (рассказать миру о лагерях? — П. К. ). Всю жизнь бодался с дубами и один раз даже победил”.

Подобные пассажи, как мне кажется, рассчитаны как раз на тех, кто не читал и никогда не прочитает, скажем, “Теленка” или тот же “Архипелаг”.

Примечателен и эпиграф из Окуджавы к этому рассудительному коллажу из цитат и умозаключений: “Нас осталось мало, мы да наша боль. / Нас немного, и врагов немного”. Ну что вы, это не цинизм, не злоба. Это, очевидно, такая констатация факта.

А. Г. Мосин, Д. Г. Шеваров. “Шмидт ужасно занят…” — “Наука. Общество. Человек. Вестник Уральского отделения РАН”, Екатеринбург, 2008, № 3 (25).

Первый текст в новой рубрике “Портрет современника” (цикл бесед об ученых-гуманитариях). О патриархе отечественной исторической науки Сигурде Оттовиче Шмидте беседуют писатель и историк. “Уже тогда я понял (на лекциях С. Ш. в середине 1990-х гг. — П. К. ), что Шмидта надо слышать . И дело не в ораторском мастерстве Сигурда Оттовича, читающего лекции с 1948 года, и не в его несомненном обаянии, а в том, что его речь, его интонации, его жестикуляция и мимика несут в себе столько эмоциональной информации, сколько ее не может вместить ни один текст <…>

Вспомним, что слово „педагог” в буквальном переводе с греческого — „ведущий дитя за собой”. Не „дающий образование”, а именно „ведущий за собой”! Сегодня об этом истинном назначении педагога общество может догадаться лишь по нескольким уцелевшим вершинам — таким, как Сигурд Оттович Шмидт. Если применительно к средней школе спор — на мой взгляд, бессмысленный — о роли и ответственности учителя как воспитателя еще продолжается, то высшая школа полностью отказалась воспитывать. Да, где-то остались какие-то воспитательные очаги (в Москве это некоторые факультеты МГУ, Свято-Тихоновский богословский университет, Государственная академия славянской культуры…), но в большинстве вузов с воспитанием, — а значит, и с истинным просвещением! — покончено. Значение личности педагога, его духовного и нравственного примера — об этом уже не слышно даже разговоров” (Д. Ш.).