Новый Мир (№ 6 2009)
Шрифт:
II
Жара стекала по листьям пальм и магнолий, расплескивалась белыми пятнами по брусчатке набережной, переливалась в бесконечном потоке коричневых тел. Люди отсюда были неразличимы, хотя вблизи невозможно спутать хрупкого сингалеза в длинном саронге, малайца, разящего бетелем, рыжебородого афганца в мягких сапогах, широком бешмете и огромном тюрбане, круглолицего тамила, вечно озирающегося в поисках соплеменников. И даже отсюда, из гостиничного номера “Галле фейс”, кое-кто был виден отчетливо — например, китайцы, собравшиеся возле джонок и по-птичьи машущие рукавами, —
— ...И наконец — сапфир в две рати, надколотый с краю, — сказал он, не оборачиваясь. Он знал, что не ошибся ни разу.
Не самым разумным из его подчиненных казалось, что лишь азарт да неизбывная ирландская спесь (странная в человеке, ни разу в жизни не покидавшем субконтинент) заставляют “черного сахиба”, как его звали за глаза, ежедневно тратить время на Игру Драгоценностей. Но он-то знал, что выигрывает раз за разом именно потому, что не пропускает ни одного дня; более того — лишь благодаря этому он еще жив: ведь не все его экспедиции заносились в отчеты ведомства этнологической разведки... официально.
Впрочем, двадцатилетний Адам Стрикленд не задумывался над поступками своего начальника, веря, что веские причины есть всегда, — непростительная наивность, свойственная большинству субалтернов, ежегодно отправляемых на восток от Суэца. Те из них, с кого шелуха слетает в первый год службы, приучаются брать на себя ответственность и выходят в отставку в чине комиссара округа; прочие пускают пулю в лоб и удостаиваются эпитафии “неосторожное обращение с оружием”. И те и другие знают, что память о них сохранится только в подшивках “Гражданской и военной газеты”.
У Адама были основания для веры — если не слепой, то, во всяком случае, весьма глубокой: те несколько слов, которые произнес отец, узнав, под чьим началом он будет служить. Их было достаточно: Стрикленд-сахиб никогда не говорил зря.
Человек, стоящий у окна, обернулся. Он и вправду был очень темен: такой оттенок смуглости отличает лишь “черных ирландцев”, много лет проживших в тропиках Ост- или Вест-Индии. Кремовый костюм европейского покроя был выбран словно для того, чтобы подчеркнуть смуглость кожи и черноту волос; кроме того, он очень удобно скрывал узоры, нанесенные на кожу весьма прочной краской, — свидетельство принадлежности к касте ловцов черепах северной лагуны. Ведьма, рисовавшая узор, сказала, что это пакка джаду (надежное колдовство), и не солгала: отмыться не удавалось уже вторую неделю по возвращении из ночной прогулки, следствием которой стало... Но довольно сказать, что держатели опиумных курилен оказались чрезвычайно обеспокоены.
— Невероятно! — сказал субалтерн. Его взгляд все еще метался по столу, пытаясь рассортировать все, что там лежало. — Мистер О’Хара, вы же только... вам одного мига хватило!.. Двенадцать предметов...
Смуглый сердито мотнул головой.
— Тринадцать, Адам, тринадцать, — заметил он сухо. — Двенадцать удержит в памяти кто угодно. Я занимаюсь Игрой Драгоценностей с пятнадцати лет. У меня были хорошие наставники
Адам встал из-за стола и оказался на добрую голову выше начальника.
— Вероятно, уже через час он станет на рейде. Е.23-й сообщил, что русский агент, — Адам щегольнул выражением, вычитанным у Р. Л. Стивенсона, — “пошел на корм рыбам”.
— Вряд ли Е.23-й выразился именно так, — одернул его О’Хара. — Полагаю, он был более конкретен.
Адам покраснел ушами:
— Он сообщил, что некто Гусев, бессрочноотпускной рядовой, умер на третий день после отплытия из Сингапура от остановки сердца... официально.
Это словечко Стрикленд успел подхватить из местного жаргона, и О’Хара усмехнулся — краешком губ:
— Так и есть?
— Вне сомнений. Если подушку достаточно долго прижимать к лицу, то сердце рано или поздно остановится.
— Понятно. Кто это сделал, конечно же неизвестно.
— Неиз... Но откуда вы?..
— Е.23-й не предполагает (потому, кстати, он и Е.23-й). Он или знает, или нет; если бы знал, вы бы мне уже сообщили. Итак: ваши соображения?
Адам подобрался. Прежде ему нечасто предлагали делать собственные выводы, теперь же приказывали чуть ли не каждый день, к тому же никогда не говорили, прав он или нет. Адам кашлянул и начал говорить, совершенно не зная, чем закончит:
— Вряд ли... вряд ли даже русские сами убрали бы своего агента, если только он не переметнулся. Мы знаем, что это не так. Тем более что Гусев, видимо, должен был встретиться с цейлонским резидентом... если он существует.
— Значит, русских вычеркиваем. Какое облегчение. Они не умеют играть спортивно.
— Вам виднее... Во-вторых, — Адам все оттягивал, — мы этого тоже не делали.
— Иначе Е.23-й не замедлил бы в этом отчитаться.
— Значит... — Адам замолчал. — Но это же бессмысленно.
— А именно? — О’Хара стал совершенно серьезен, что означало: он откровенно забавлялся.
— Некая третья сила убирает Гусева, чтобы... — Он понял, что ответ очевиден и был очевиден с самого начала. — Чтобы нанести удар по русской агентуре и помешать нам выйти на оставшихся.
О’Хара помолчал. Он не просчитывал варианты; скорее всего, выбирал — осадить Адама немедленно или чуть попозже.
— Вероятнее всего, Стрикленд. Но вы должны запомнить — еще до того, как овладеете навыками Игры Драгоценностей, — что в нашем деле наиболее вероятное не обязательно будет верным. Отбросьте невозможное, и то, что останется, каким бы очевидным оно ни казалось, скорее всего, окажется абсолютной и непреложной ошибкой.
Адам закусил губу и упрямо сказал: