Новый Мир (№ 6 2009)
Шрифт:
Цветка молчала.
— И ногти. Тверже, чем у тебя. И форма у них лучше…
Цветка молчала. Я в уме поспешно перебирала каждый свой орган и отмечала, какой из них стоит отдельного внимания. Раз уж выпал случай.
— Но я вся красивее тебя, — спокойно отрезала Цветка и поворачивалась на другой бок, чтобы спать.
— Я знаю, где ты прячешь от мамы дневник, — с угрозой в голосе, пытаясь отомстить, несколько раз шептала
Цветка молчала. Делала вид, что спит.
Она никогда не поддавалась на шантаж.
4
У меня было два развлечения, когда я оставалась одна дома. Варить «шоколадку» и миллион раз, смакуя, прослушивать вновь и вновь виниловую пластинку с песней «Арлекино» Аллы Пугачевой.
«Шоколадку» я варила в алюминиевой мисочке из какао-порошка, сахара и молока.
Однажды какао-порошок кончился. Я перевернула вверх дном все кухонные шкафчики и не нашла ничего похожего на какао, кроме молотого кофе. Я решила, что это почти то же самое и «шоколадка» получится даже интересней. Добавила всего, что нужно, по рецепту. А также масло, корицу и кардамон. Грецких орехов и изюм. Стояла над плитой на табуретке и старательно помешивала. Я не умела варить бульон и сейчас не умею его варить. Я бы не смогла хладнокровно отрезать голову карпу и жарить его на маленьком-маленьком огне без толики сочувствия…
Кофе в алюминиевой мисочке вскипал странными большими пузырями и катастрофически быстро густел. Становилось все труднее помешивать эту смесь ложечкой.
Отчаявшись, я выключила газ и подставила мисочку вместе с «шоколадкой» под проточную холодную воду. Потом под горячую. Кофе так загустел, что превратился в камень и безнадежно пристал ко дну моей любимой алюминиевой миски. Не помогали ни вода, ни повторное разогревание.
Я не придумала ничего лучше, как спрятать результаты своего преступления — мисочку и ложку с намертво приставшей «шоколадкой» — под диван. Лучше было выкинуть все это в мусор.
На следующий день мы с Цветкой вместе возвращались домой: я из детского садика, она — из школы. Цветка шла по тротуару, я — по лужам. Вечерело.
Цветка сказала:
— Мама нашла миску, которую ты сожгла и спрятала под диван. Она очень злая, сейчас будет на тебя кричать.
— Как она нашла? — Я очень не любила, когда мама на меня кричит.
— А как ты ухитрилась так сжечь миску?
— Я варила из кофе «шоколадку». Почему-то она стала твердой, как камень.
— Теперь получишь. Мама будет бить тебя ремнем. Ремень лежит в кухне на столе.
— Я боюсь возвращаться
— Хочешь, я тебя спрячу?
— Как?
— Тихонько заведу на балкон, и ты будешь там сидеть, пока мама не перестанет злиться.
Мы неслышно вошли в дом, и Цветка закрыла меня на балконе. Мне там было очень уютно. Как в бункере или в шалаше.
Я сидела на полу, чтоб меня не увидели из комнаты. Сверху накрылась коцем [1] , которым укутывали мешок с картошкой, сохраняя ее от замерзания.
Цветка была моим ангелом-хранителем до самого вечера. Я просидела на балконе шесть часов, и она таскала мне из кухни жареную картошку, бутерброды и соленые помидоры.
— Мама уже почти не злится, — сообщала она. — Думаю, еще часок — и она совсем остынет.
— А что она говорит?
— Говорит, что ты идиотка.
Мне было очень грустно, я просила Цветку остаться со мной подольше, и она милостиво соглашалась.
— Если она так злится на меня, то я лучше уйду из дома. Совсем уйду.
— Ну а как же ты выйдешь? Она постоянно крутится в коридоре, увидит тебя и, прежде чем дать тебе уйти, хорошенечко всыплет.
— Спасибо, что ты мне так помогаешь, — растроганно говорила я.
— Но мы же сестры, должны всегда помогать друг другу.
В одиннадцатом часу вечера на балкон влетела заплаканная мама. Вытащила меня из-под картофельного коца и внесла в домашнее тепло.
Накормила и напоила.
Выяснилось, что она обошла всех моих подруг и обыскала весь район.
Про сожженную миску она ничегошеньки не знала.
Потом я лежала в маминой кровати, накрытая двумя одеялами, и кашляла. Мама с ремнем в руках бегала за Цветкой из комнаты в комнату, а Цветка кричала только одно:
— Почему меня?! — Но не плакала. Она никогда не плакала.
Я слушала свою любимую виниловую пластинку «Арлекино», потом «Птицу счастья», потом «Синий теплоход», потом зашла Цветка:
— Вечно мне из-за тебя достается. Как ты мне надоела!
— Почему ты злая? — спросила я.
— Зато меня папа больше любит! — крикнула почему-то Цветка и вышла из комнаты.
Это была неправда. Из всех обитателей квартиры № 62 сильнее всего ее любила я. Только боялась в этом признаться. Потому что Цветка ненавидела любовь во всех ее проявлениях.