Новый Мир ( № 8 2011)
Шрифт:
скупым рассветом брезжит на щеке.
* *
*
Вона i я подiленi навпiл
мiстами, кiлометрами, вiками.
Озвалось паровозними гудками
твоє минуле — iз кiлькох могил.
I одмiнився день тобi. Поранок
цiдився крiзь шпарини
i там береза, i паркан, i ганок,
неназвана жона i мертвий син,
скоцюрблений од болю молодого
ще спередсвiта. I сльозу сльоза
повiльно побивала. Слава богу,
шо анi слова жоден не сказав,
лише зчорнiле серце пiк очима,
надсило спогади за душу тряс,
допоки я обличчям не погас,
старанно стертий тiнями чужими. *
Она и я: нас кто-то разделил
дорогами, веками, городами.
Вернулось паровозными гудками
твоё былое из сырых могил.
Вот брезжит скудный день. Рассвет твой блёклый,
процеженный сквозь прорези в гробах,
береза и забор, крыльцо и мёртвый
сын, болью юной скрюченный впотьмах,
жена ненаречённая. Слезою
так медленно настигнута слеза.
И слава богу, что лихой порою
никто вокруг ни слова не сказал,
я чёрный уголь сердца жёг глазами
и за грудки бессильно память тряс,
пока не спал с лица и не погас,
старательно чужими стёрт тенями.
* *
*
Пам’ятi Алли Горської
Заходить чорне сонце дня
i трудно серце колобродить.
При узголiв’ї привид бродить.
Це сон, ява чи маячня?
Це ти. Це ти. Це справдi ти —
пройшла вельможною ходою
i гнiвно блиснула бровою.
Не вистояли ми. Прости,
Прости. Не вистояли ми,
малi для власного
Але не спосилай прокляття,
хто за державними дверми.
Свари. Але не спосилай
на нас клятьби, що знов Голгота
осквернена. Але i потай
по нас, по грiшних, не ридай.
*
Памяти Аллы Горской
Вот солнца чёрного закат,
и тяжко сердце колобродит.
У изголовья призрак бродит.
Сон или бред? А может, явь?
Да — это ты. Конечно, ты
проходишь поступью вельможной
и обжигаешь взором грозным.
Не выстояли мы. Прости.
Прости. Не выстояли мы,
малы для нашего распятья.
Но ты не посылай проклятье,
кто за державными дверьми.
Брани. Но нас не проклинай,
что вновь Голгофа смертью ранней
осквернена. Но, слышишь, втайне
о нас, о грешных, не рыдай.
* *
*
Лискучі рури власним сяйвом сліпнуть —
іззовні і зсередини. Струмить
високий день. Як спирту штоф, стоїть
осклілий обрій.
Iнші в душах тихнуть
і віддаються щедро, як жінки,
твоїй душі, що в сяєві оскліла.
I довжиться твоє прозоре тіло,
мов ажуровий міст — через віки.
*
Сверкают трубы, блеском слепнут слитным —
снаружи, изнутри. Струится ввысь
высокий день. Как спирта штоф, повис
лёд-горизонт.
Иные в душах тихнут
и отдаются с щедростью подруг
твоей душе, что в луч остекленела.
Прозрачное твое продлится тело
мостом ажурным сквозь столетий круг.
Письмо к жене и сыну, 10 августа 1981 г. [4]