Новый Мир. № 12, 2000
Шрифт:
Павич оригинальничает. Часть текста представлена в виде электронного письма, часть — надиктована на пленку автоответчика. На одном из листков, затерявшихся в ящике, начертан адрес из Интернета, сулящий продолжение… Скверный анекдот. И это «продвинутая литература» двадцать первого века? Какая хрупкая провинциальность! Впору уж издавать постмодернистский журнал «Техника — старикам!». Болезненная заостренность на современных достижениях (компьютер, Интернет, автоответчик) не есть свежее веяние, прорыв или новаторское безрассудство. Это дышащая затхлостью боязнь оторваться от реальности. Нелепая сосредоточенность на новых чертах окружающего. Мелкое подхихикивание: «И я с вами, с молодыми!» Жалко, недостойно, неадекватно.
Парень,
Дабы оправдать свою «литературную провинцию», Павич претендует на нестандартность композиции. Заявляют: из-за него литература может разделиться на два направления — на традиционное и компьютерное. Оказывается, тексты Павича как-то особенно приспособлены к компьютерному пространству и превращаются в гипертексты. Разъясняя, критик Ясмина Михайлович сравнивает произведения Павича с видеоигрой, «Пространство с виду не ограничено, так что создается иллюзия бесконечности»{ «Павич и гипербеллетристика», тоже статья-приложение.}. Это что, впервые такое? А Кафка, наконец? Критик продолжает: «Переходом с уровня на уровень, вперед-назад, влево-вправо решаются загадки и собираются сведения…» Ну возьмите хотя бы Фолкнера (к одному из американских изданий «Шума и ярости» был приложен указатель, помогающий ориентироваться в уровнях сюжета)… Что же это за революция Павича, а?..
Заметим в заключение: у него нашлась русская аудитория. Он вписался в социокультурный процесс. Плебейская псевдокультура душит часть молодежи, особенно девушек, каких-нибудь студенток РГГУ, приехавших из Владивостока и Ставрополя. Девушки трогательно плавают среди безвкусных посткомсомольских координат. А Милорад Павич навязывает им бижутерию. Они будут слушать убогие рок-песенки под гитарку о «смысле жизни» и млеть над сентенциями писателя…
И бомж с вокзала, самобытный и рассудительный, будет выглядеть достойнее их?
Полка Анны Фрумкиной
Оскар Уайльд. Афоризмы. Собрал Константин Душенко. М., «ЭКСМО-Пресс»; «ЭКСМО-МАРКЕТ», 2000, 240 стр. (Серия «Мастера афоризма»).
Сочетание удивительно изящного, даже изысканного (иллюстрации, расположение текста на странице) с массовым (ламинированная оболожка etc.) в оформлении создает эффект, во многом свойственный и литературному материалу. Уайльд и сам, я думаю, прекрасно чувствовал это качество своих созданий. Недаром он ответил отказом на предложение антрепренера продать за приличную сумму (одну тысячу фунтов стерлингов) будущие доходы от пьесы «Веер леди Уиндермир» и предпочел получать отчисления от каждого грядущего представления.
В те минуты — вряд ли кто будет читать афоризмы запоем и подряд, — в те минуты, когда просматриваешь эти безмятежно светские тексты, начинаешь верить, что бывали (бывают) эпохи, когда консоли стояли высоко, когда толстый Суизин Форсайт на отличной гнедой четверке отправлялся в театр, чтобы увидеть представление, придуманное этим фрондером и фанфароном Оскаром Уайльдом.
Человеку нужны мгновения безмятежности. Вот сегодня же вечером ты — читательница Уайльда, — светская женщина приятно средних лет, высоко поднимешь хорошо, дорого и умеренно стандартно подстриженную голову, соберешь воедино имидж и макияж и поедешь на вернисаж с фуршетом в Музей Андрея Белого (в ту самую квартиру, где он размышлял о горестях любви, сидя на диване в черной бархатной полумаске) или в не слишком дорогое кафе на
Уайльд в собрании К. Душенко — не только эликсир светскости. Цитаты из него могут пригодиться как эффектные слоганы для успешливых блескучих журналов типа «Лиза» или, наоборот, «Андрей», «Караван историй» и так далее. Например, для «Лизы»: «Никогда не надо дарить женщине то, чего она не сможет носить по вечерам»; для «Андрея»: «Мужчины мыслят. Женщинам только мыслится, что они мыслят». Есть слоган и для НТВ: «В Америке президент правит четыре года, а журналисты бессрочно».
Впрочем, жизненный, а не литературный юмор Уайльда был гораздо глубже и на удивление современнее. О рекламе первого издания «Баллады Редингской тюрьмы»: «Реклама в „Атенеуме“ превосходна. Так и чувствуешь себя чаем „Липтон“». Узнав, сколько будет стоить операция, тяжело больной Уайльд заметил: «По-видимому, мне придется умереть не по средствам» (и то и другое по записи друзей).
В последних разделах («Другие об Оскаре Уайльде») приводятся мнения известных людей о писателе («Я слушал гораздо более умелого рассказчика, чем я сам», — сказал Бернард Шоу.) В конце — список источников, из которых взяты собранные здесь афоризмы. Окончательно выясняется, что это не специально созданные мини-тексты типа афоризмов и максим Ларошфуко, Лихтенберга и Ривароля. Скажем, больше всего острот принадлежит персонажам светских пьес Уайльда, написанных с явной авторской иронией в отношении этих лиц и их реплик. Портрет Уайльда, получившийся из разнохарактерных материалов, заметно искажает пропорции оригинала. Но создан он с большой любовью.
Разделы «Мужчины и женщины», «Женские разговоры» и некоторые другие, повторю, невольно вызывают какие-то дамские литературные ассоциации. Оскар Уайльд, пожалуй, единственный из знаменитых писателей был редактором женского журнала. Но вряд ли он полагал эту литературную поденщину интеллектуальным пьедесталом своей славы.
Генрих Бёлль. Бешеный пес. Рассказы. Перевод с немецкого Е. Михелевич и Н. Бунина. М., «Текст», 2000, 189 стр. (Серия «Книги карманного формата»).
Генрих Бёлль, лауреат Нобелевской премии 1972 года, знаменитый писатель, не нуждается в рекомендациях в нашей стране. В книжке помещены одиннадцать его ранних рассказов, которые до этого никогда не переводились на русский язык. Кто почему-либо не знает Бёлля — не с них начинать знакомиться.
Некоторые из рассказов в переработанном виде попали в более поздние произведения. Рассказ «Мост в Берково» (1948) был в 1951 году включен в роман «Где ты был, Адам?» в качестве 8-й главы. «Потерянный рай» породил два рассказа под общим названием «Ночь любви» и рассказ «Желоб на крыше», которые давно опубликованы. В этих ранних рассказах, подсвеченных только что ушедшей войной (годы написания — 1946–1951), уже есть не отпускающий ни на миг драматизм действия (в большинстве случаев оно развивается в течение нескольких часов), сосредоточенность на внутреннем нравственном колебании — решение ценой в жизнь, простые жесты, отслеженные как танец, простые слова… В общем, это уже интересно, это уже Бёлль, хотя и недостаточно (сравнительно с позднейшим) отточенный и совершенный.
Особняком стоит рассказ под названием «Пылающие». Герою шестнадцать лет. Автору, 1917 года рождения, — двадцать. Это предельно наивное сочинение глубоко верующего юноши в старом немецком романтическом духе. Но, безусловно, — уже рассказ. Стиль старинный, а герои такие же незаземленные, как у послевоенного Бёлля. 1937 год — в Германии той поры стилизация могла быть и защитной окраской, а не просто наивностью. Во всяком случае, путешествуя по реке, интересно увидеть ее исток, ее первый родник, пробивший окружающую глину.