Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая

Забудский Владимир

«Может ли это все быть каким-то дурацким розыгрышем или испытанием»? — тем временем рассуждал я. На этот немой вопрос напрашивался утвердительный ответ. Конечно же, так могло быть. Либо так, либо случилось чудо — а я практически разучился верить в чудеса за последние 446 дней.

— Хм, — чиновник поправил очки. — Суд также просит вас сообщить, какими будут последствия возможного установления опеки с точки зрения правил учебного заведения.

— Решение суда мы исполним, каким бы оно ни было, — улыбнулся Петье невинно. — Разве в этом могут быть какие-то сомнения? Конечно, наши юристы будут рассматривать его с точки зрения законности и я не исключаю, будут предпринимать

какие-то процессуальные действия. Но об этом, я думаю, сейчас говорить рано, не так ли?

— Могут ли быть применены к мистеру Войцеховскому какие-либо дисциплинарные взыскания или любые другие наказания или санкции, прямо или косвенно связанные с вынесением и/или исполнением решения суда либо с показаниями, данными мистером Войцеховским? — с нажимом уточнил бюрократ.

— «Прямо связанные», как вы сказали — конечно, нет, — Петье расплылся в улыбке, полной благодушия. — Мы не можем наказывать ученика лишь за то, что он дает правдивые показания перед судом или исполняет его вердикт. Что до косвенных последствий — один Бог может их предвидеть.

— Не могли бы вы объяснить, что имели в виду?

— Если ученик будет на длительное время выведен из режима интерната и отвыкнет от него — я не исключаю, что начало второго учебного года может быть непростым, — глядя на Меллвина честными глазами из-под круглых очков, проворковал Петье. — Мы имели прецеденты, хоть и немногочисленные. И они показывают, что успеваемость в таких случаях снижается, а количество дисциплинарных взысканий — повышается. Как педагог с большим стажем, могу заверить, что незапланированное прерывание тщательно продуманной учебно-воспитательной программы почти никогда не проходит без негативных для ученика последствий. Речь идет о естественных последствиях. Такова человеческая природа. Требуется много времени, чтобы дисциплинировать нас и выработать полезные привычки. А недисциплинированность и вредные привычки приходят намного быстрее.

Внимательно выслушав тираду Петье, я вдруг начал с удивлением сознавать, что происходящее может и не быть постановкой. Во всяком случае, сложно было поверить, что педагоги в «Вознесении» обладают такими актерскими талантами и решили применить их в угоду воспитанию одного-единственного ученика. Ладно еще Петье, но неужели Кито согласился бы принять участие в розыгрыше, где ему отведена столь неблаговидная роль? Нет, только не он.

Так что, получается, все это по-настоящему?

— Ваше умозаключение понятно, — кивнул Меллвин. — У вас есть еще вопросы или дополнения?

— Лишь одно, мистер Меллвин. Я бы хотел, чтобы вы сообщили Алексу — простите, но я привык называть его именно так — сможет ли он пообщаться со своими кровными родственниками, если выйдет за стены интерната. Скажите ему.

— Не понимаю, какое это имеет отношение к предмету разбирательства, — недовольно буркнул Меллвин, сверяясь с часами. — Мы же все протоколируем.

— Это имеет самое непосредственное отношение к делу. Уверяю вас: слушая этот разговор, Алекс думает именно об этом. Я убежден, что он не испытывает и не может испытывать каких-либо теплых чувств к человеку, с которым был эпизодически знаком год назад. Я также верю, что за этот год мы воспитали в нем сознательность, которой достаточно, чтобы оценить бессмысленность и вредность полуторамесячного прерывания его учебной программы. Алекс достаточно умен, чтобы сознавать — это принесет ему лишь сомнительное удовольствие праздности и иллюзорной свободы, но взамен отбросит его далеко назад на том непростом пути, по которому он шел все эти четырнадцать месяцев. Я также абсолютно уверен,

что Алекс перерос тот период, когда он мог замышлять планы побега из интерната и отказа от блестящей судьбы, уготованной ему по окончании учебной программы. Единственное, что способно перевесить чашу весов в его сознании в пользу перспективы опекунства мистера Ленца — это надежда узнать о судьбе своих родителей или даже увидеться с ними. Поэтому я и спрашиваю, мистер Меллвин — может ли мальчик на это рассчитывать?

— Э-э-э… — судя по смущению Меллвина, он не ожидал такого хода от Петье. — Нет, не думаю. В ходе судебного разбирательства местонахождение Катерины и Владимира Войцеховских достоверно установить не удалось.

— Не только в ходе судебного разбирательства, — сурово поправил его заведующий по воспитательной работе, проникновенно посмотрев на меня. — Мне очень жаль, Алекс, но этого не удалось сделать никому за все эти четырнадцать месяцев. Я не хотел сообщать тебе этих новостей, но обстоятельства вынуждают. Они так и не вышли на связь ни по одному из доступных каналов.

В душе у меня разнеслась гулкая пустота. Глядя прямо в глаза Петье, я готов был поклясться, что он говорит правду. И мои зубы невольно сжимались все крепче. С того самого момента, как четыре с лишним месяца назад до меня дошли новости о ходе войны в Европе, я тешил себя надеждой, что мама осталась на контролируемой ЦЕА территории и неоднократно пыталась выйти со мной на связь через Ленца, а может быть, даже находится здесь, на территории Содружества, в какой-нибудь «желтой зоне», и терпеливо ожидает моего возвращения. А теперь он хочет сказать, что она так и не объявилась?! Нет. Я не хочу в это верить.

— Позвольте-ка, — начал было Меллвин. — Но ведь Владимир…

— Это доказательств является крайне сомнительным! — насупившись, гаркнул на него Петье. — Я возражаю против того, чтобы мальчику пудрили голову!

— Что — Владимир? — тихо спросил я, глянув на Меллвина. — Вы назвали имя моего отца?

— Я всего лишь хотел сказать, что в распоряжении суда есть документ, который… э-э-э… предположительно подписан…

— Мог быть подписан! — раздражительно поправил его профессор. — По чьим-то там словам!

— …вашим отцом.

В кабинете установилось тягостное молчание. Я смотрел на чиновника, не отрывая глаз.

— Этот документ был предоставлен в суд заявителем. Документ надлежащим образом не легализован и его происхождение представляется весьма туманным, — сообщил Меллвин. — Почерковедческая экспертиза засвидетельствовала, что подпись на документе может действительно принадлежать Владимиру Войцеховскому с вероятностью 60 %.

— Что сказано в этом документе? — слабым голосом молвил я. — Что написал мой отец… если это он?

— В данном документе, который датирован… минуточку… 28 ноября 2077-го года, сказано, что его подписант, якобы находясь в здравом уме и трезвой памяти, без какого-либо принуждения, желает, чтобы вы, якобы его сын, были переданы под опеку Роберта Ленца. Данный документ скреплен лишь подписью должностного лица некоего пенитенциарного учреждения государственного образования «ЮНР», якобы имеющего полномочия совершать нотариальные действия. Однако суд, ввиду отсутствия действующего договора о правовой помощи с «ЮНР» не собрал достаточно данных, чтобы подтвердить подлинность этой подписи, наличие у указанного служебного лица полномочий и даже само существование указанного пенитенциарного учреждения, а тем более достоверность изложенных в документе данных. Ввиду этого доказательственная сила документа оценена судом критически, хоть он и приобщен к делу…