Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая
Шрифт:
— Я слыхал.
— Ух-ты! О ком же?
— О Боре Ковале.
— О Борьке, правда? И как он?
— Умер. Давно уже, — вздохнул я. — Та же история, что с твоей Клер. Сам помнишь, как у него было со здоровьем. Жил он в небольшом селении, Наш Замок. Огородничеством занимался, как его отец. Хорошую по себе память оставил.
— Ну так помянем.
Отерев губу после очередной чарки самогона, раскрасневшийся от хмеля Джером чертыхнулся и проворчал:
— Что-то у нас невеселые какие-то посиделки получаются, Димон — не встреча старых друзей, а тризна, блин, какая-то! Что не тост, то за упокой!
— Такое уж у нас выдалось несчастливое
— Ага. Ну хватит тогда о прошлом, раз у нас там одно расстройство да покойники. Расскажи-ка лучше как тебя сюда занесло. Беляк мне пересказал что от тебя слышал. Но я хочу своими ушами услышать. Я когда увидел тебя, Димка, на видео, на том, с Олимпиады, то решил, что тебе или в большой спорт дорога, или в большую политику. В принципе, я от тебя чего-то подобного и ожидал. Так представь же себе мое офигение когда я тебя тут увидел — седого, помятого и со шрамом на роже!
Я ждал и боялся этого поворота с самого начала разговора. Запоздало сообразил, что смог бы лучше ответить на сложные вопросы до того, как принял в себя столько самогона. Но отступать было некуда. Вопрос был теперь лишь в том, как многое я рискну рассказать.
— Ну, знаешь, в сравнении с тем, что пережили вы здесь, я все это время был, считай, что в раю, — начал я неспешно. — Тебе, правда, в этом раю вряд ли понравилось бы. Слишком много правил. Меня особо не спрашивали, чего я хочу. Отдали в закрытую школу-интернат с очень строгими порядками. Зубреж, муштра, спорт. Я во всем был первым, ты же меня знаешь. Но чувствовал себя как в тюрьме. Оттарабанил там два года, чуть не свихнулся. Потом определили в полицейскую академию. Там было уже посвободнее. Втянулся, привык. По окончанию мне предстояло отработать пятилетний контракт в полиции. Один папин товарищ присматривал за мной по возможности, но, ясное дело, настоящей семьи это не заменит. В остальном жаловаться не приходилось: ел досыта, жил в экологически чистых условиях, имел все, что желал. Ты, Джером, даже не представляешь себе, каково это — жить там. Это даже не похоже на то, как было у нас в Генераторном. Это… это как будто человечество уже шагнуло в XXII веке, в космическую эру, а не скатилось назад в Средневековье.
Во время этого краткого пересказа своей жизни я вдруг необыкновенно ясно увидел ее панораму сам — наверное, впервые с того самого дня, как из меня вытрясли душу на Грей-Айленд. Кажется, только в этот момент из тумана в моей голове всплыло ясное осознание себя как Димитриса Войцеховского, человека с именем и с историей, ставшего безмолвным и бесчувственным «номером триста двадцать четыре» не по своей воле и, может быть, не безвозвратно.
— Да, да, слыхал уже про твой XXII век. Вот смотрю на тебя и как-то не очень туда хочется, — хмыкнул Джером. — Что с девахой твоей австралийской, кстати, сталось, с той рыженькой? Как там её?..
— Дженет? Встречались четыре года, потом разбежались. Давно ее не видел.
— Это все славно, братишка. Одного не могу понять — как тебя угораздила из этого рая, где ты, если послушать, как сыр в масле катался, снова угодить сюда, да еще и в таком разобранном виде? Тоска по родине заела? Долг патриотический позвал?
Я какое-то время всерьез колебался между честным и удобным ответом. Выбрал честный.
— Слишком хорошего ты обо мне мнения, — горько усмехнулся я. — Оказаться здесь меня вынудили обстоятельства. Только и всего.
— Обстоятельства? —
— Да. Целый ворох херовейших обстоятельств.
— Хм. Ты вроде не из тех людей, кто ищет на свою голову проблем, как я. Разве что из-за своей болезненной честности и наивности можешь нажить неприятностей.
— Тут скорее невезение. А может, это все было вовсе и не случайностью, а чьим-то очень паскудным замыслом, — вспомнив обрывки прошлогоднего разговора с Риной, проговорил я задумчиво. — Так или иначе, выбор у меня был невелик.
— И что же в итоге? Ты теперь в каком-то тайном спецназе Содружества?
— Я вообще никто и звать меня никак. Я нигде не работаю, никто давно обо мне ничего не слышал. И к силовым структурам Содружеству я не имею никакого отношения, с какой стороны не копай, — саркастично усмехнувшись, изрек я.
— Ах, у вас так дела делаются? Капитально, — понимающе хмыкнул Джером. — Знаешь, а это радует.
— Радует? — изумился я.
— Ага. Потому что со стороны кажется что у вас там вообще нихера не делается. Мы, думаешь, не следим здесь за новостями? Думаешь, не видим, что творят евразийцы? Да они со дня на день объявят все эти земли своей территорией, и у нас не спросят! От Альянса уже остались рожки да ножки, они его изнутри сожрали, без войны одолели. Одна надежда, казалось бы, на ваше Содружество. Но куда там! Тошно смотреть, как ваши политиканы, оставшись без своего вождя, трясутся от страха перед комуняками. До чего же они немощны, от них так и разит страхом и беспомощностью! Операция «Холодная решительность». Ха! Я не знал плакать мне, ругаться или смеяться, слушая старуху, которая там теперь пытается командовать.
— Ты об Аманде Бэксхилл?
— Да мне пофиг как там зовут эту старую маразматичку! На что мне не пофиг так это на то, что вместо двух сверхдержав, которые друг дружку цапают и сдерживают, в мире оказалось полторы. И очень скоро, похоже, мы тут все будем жить под Красным знаменем, хотим мы того или нет!
Я лишь неопределенно помотал головой.
— Но ведь ты-то здесь! — в сердцах хлопнув кулаком о стол, начал сам себя разубеждать Джером. — Так что я вообще ничего уже не понимаю. Собирается там кто-то у вас давать отпор евразийцам, или нет?!
— Знаешь, Джером, мне сложно сказать. Я знаю немногим больше твоего. В целом все выглядит так, как ты и говоришь. Протектор заболел неожиданно для всех. Те, кто сейчас у власти, выглядят растерянными и нерешительными. Но есть и другие люди, которые всерьез и давно готовятся к войне. Один такой человек и послал меня сюда.
— Ясно, — кивнул Джером. — Знаешь, я скажу прямо. Было бы неплохо, если бы эти твои «люди» снабдили нас оружием.
Не успел я открыть рот, чтобы объяснить, что я этого не решаю, как атаман остановил меня жестом руки, мол, «Дай договорить».
— Я не буду строить из себя убежденного сторонника Содружества. Ты меня слишком хорошо знаешь, я от ваших держав предпочитаю держаться подальше. Но вы там в Содружестве капиталисты, а не идеалисты, так ведь? Так вот, если вы заинтересованы доставить евразийцам проблем — то у нас может быть взаимовыгодное сотрудничество. Так и передай своим боссам! Мы в состоянии очень сильно осложнить им жизнь в округе. У нас и кадры подходящие имеются, и опыта хоть отбавляй. Но не голыми же руками нам это делать! Со стороны Олтеницы лавочка давно прикрылась, они там плотно легли под евразийцев. Собственные запасы не бесконечны. Так что…