Новый Орден Джедаев: Изменник
Шрифт:
Что смерть Чубакки окажется какой-то ошибкой.
Что Джейна никогда не обращалась к тьме. Что брак их родителей крепок и надежен.
Что дядя Люк появится в самый подходящий момент, и потом все будут смеяться над тем, какими напуганными они были...
Что тот Анакин, смерть которого он видел, окажется - ну, он не знал... клоном, что ли. Или дроидом; а настоящий Анакин будет где-нибудь на дальнем конце галактики вместе с Чубаккой, но однажды они найдут путь домой, и вся семья снова будет в сборе. И потому он возненавидел мир, простирающийся перед ним. Потому что это место больше никогда не будет их домом.
Даже
"Я потратил слишком много времени, мечтая побыстрее вырасти. Пытаясь вырасти. Пытаясь вести себя, как взрослый...
Теперь все, чего я хочу - это побыть ребенком. Ненадолго. Хотя бы на день. Хоть на час".
Джейсен горько размышлял о том, что, взрослея, мы все больше и больше обращаем внимание на перемены вокруг нас, и начинаем понимать, что эти перемены неизбежны. Что ничто никогда не возвращается к своему первоначальному состоянию. Что вернуться к началу невозможно. Вот что без конца нашептывала ему необычная красота Йуужань'тара: ничто не вечно. Единственное, что постоянно - это смерть. За этими размышлениями проходила ночь. Некоторое время спустя - судя по рисунку созвездий, по-прежнему издевательски узнаваемому в отличие от отчаянно первобытного пейзажа, многие часы прошли незамеченными - он спросил:
– Что теперь?
Вержер ответила из темной папоротниковой чащи. Хотя они не обменялись ни словом с тех пор, как солнце начало закатываться, ее голос был, как всегда, звонким и чистым.
– Я хотела спросить то же самое.
Джейсен тряхнул головой.
– Ты хоть когда-нибудь спишь?
– Пожалуй, я посплю, когда ты заснешь.
Джейсен кивнул. Он уже привык, что все ее ответы были такими. Он подтянул ноги и обнял свои колени, прижатые к груди.
– Ну, так что теперь?
– Ты скажи мне.
– Не надо игр, Вержер. Больше ни одной. И никаких историй о мотыльках, а?
– Неужели то, что произошло - загадка для тебя?
– Я не идиот. Ты тренируешь меня, - нетерпеливым жестом - взмахом кисти - Джейсен словно отбросил от себя что-то отвратительное.
– Ты это делала с самого начала. Я выучил больше трюков, чем ящерка-игрунка. Но все равно не пойму, к чему ты меня готовишь.
– Ты свободен делать или не делать что бы то ни было. Ты понимаешь разницу между преподаванием и изучением? Между постижением действия и постижением сущности?
– Значит, в конце концов все свелось к истории о мотыльке.
– Есть другая история, которая тебе нравится
– Я всего лишь хочу знать, какую цель ты преследуешь, понятно? Чего ты хочешь от меня. Я хочу знать, чего мне ожидать.
– От тебя я не желаю ничего. Я желаю только для тебя. И "ожидание" - это слишком абстрактно. Живи настоящим.
– Почему ты просто не объяснишь мне, чему ты пытаешься научить меня?
– Преподает ли учитель...
– казалось, сама тьма улыбнулась ему.
– Или постигает ученик?
Он вспомнил тот день, когда она спросила у него об этом в первый раз. Он вспомнил, как боль сокрушила его. Он вспомнил, как Вержер поддерживала в нем присутствие духа, благодаря чему он смог измениться; словно сросшаяся кость, он стал крепче в том месте, где раньше был перелом. Джейсен медленно кивнул - больше для себя, чем для нее. Он поднялся на ноги и пошел к покрытой мхом кушетке на самой границе теней, отбрасываемых разрушенными стенами и навесом мягко переливающихся папоротников. Он поднял аккуратно свернутую кожу-тунику и в течение бесконечно долгого момента просто смотрел на нее, а потом пожал плечами и стал натягивать через голову.
– Сколько у нас времени до появления йуужань-вонгов?
– Посмотри вокруг. Они уже здесь.
– Я имею в виду, сколько пройдет времени, прежде чем что-то случится? Сколько еще мы можем оставаться здесь?
– Это зависит от того, - раздался из темноты тихий смех, - Насколько ты измучен жаждой?
– Я не понимаю.
– Мне говорили, что без воды человек может прожить три стандартных дня... четыре или пять, при экономной трате сил. Не будет ли это слишком мнительным с моей стороны - предложить отправиться на поиски воды прежде, чем ты станешь слишком слаб для этого?
Джейсен впился взглядом в темноту.
– Ты говоришь, что я могу сам решать?
– Вот, взгляни на это.
Из тени вылетел бледный, неровный предмет размером с половину кулака Джейсена, подброшенный рукой Вержер. Джейсен инстинктивно поймал его.
В ясном свете радужного моста было видно, что предмет шероховат и неоднороден по структуре, словно обкатанный кусок известняка. На нем были несколько плоских ямок, покрытых черным, смолистым веществом, которые, возможно, были следами от разрыва тканей. Сам по себе этот предмет казался желтовато-белым, как обглоданная кость, но на трещинах и разломах виднелось что-то крошащееся, темное, бурое...
Кровь. Засохшая кровь.
– Что это такое?
Его горло сжал стальной кулак - он уже и так знал, что это такое. Это был имплантант послушания. Зрелое семя. Его имплантант. Вот почему боль ушла. Джейсену следовало бы забросить его в пропасть: прямо в папоротниковые джунгли в километре под обрывом. Ему следовало положить семя на пол и расколотить обломком дюракрита: стереть в порошок. Ему следовало бы ненавидеть это.
Но ничего такого не было. Джейсен уставился на семя с ноющей болью и удивлением, появившимся из-за зияющей пустоты внутри него. Он бездумно задрал кожу-тунику и заглянул под повязку, которой была перевязана его грудь. На том самом месте, куда много недель назад Вержер ударила его, теперь был шрам длиною с его палец - ярко-розовый затянувшийся рубец, излеченный ее слезами, действующими, словно бакта. Он осознал, что ему нужно присесть, и хлопнулся на землю со вздохом, напоминающим звук перегруженных посадочных опор.