Новый Вавилон
Шрифт:
— Я хочу, чтобы вы знали и разнесли эту весть по всей земле: нашим прибежищем и временной столицей мы решили сделать Белый Валаам, отделиться и строить свою общину на этой древней земле, где люди всегда оставались верными истинным богам, не смотря на гонения со стороны христиан. Нам на помощь уже готовы выступить финны и норманны. Мы — начинаем спасать отсюда отечество и готовы на жертвы! Мы преклоняемся перед величием жизни, а вы, христиане, только перед Христом! Мы ненавидим вас — вы угроза для земли и неба. Только самим себе, вы обещаете вечную жизнь, но, церковник, — посмотри в окно, на площадь — там герои,
Охрана за спиной Стоголова одобрительно заворчала.
— Мы отпустим всех, кто сейчас в наших руках, если они сами захотят этого и согласимся, не идти дальше на Северо-Запад. Пограничным городом между нами и вами будет — Заводск, а ваши войска пусть покинут нашу землю навсегда!
Аввакум внешне спокойно выслушал волхва и начал говорить:
— Ваши боги — красивы и могущественны, но вы — не делаете различия между человеком и животным, а часто ставите животное выше. К кому вы обращаете свои рабские молитвы? Еще апостолы предрекали загробные кары язычникам и считали идолослужение страшным грехом. Иисус сделал христиан своими детьми, а не рабами, и Он вознаградит каждого по заслугам, а язычество есть — бегство от божественной истины, и это доказано Его гибелью. Вы разрушаете сегодня святыни наши и губите нещадно слуг господа. Помните, — Аввакум поднял глаза на людей за спиной Стоголова, — крест и молитва всегда низвергают колдовство, а чудо святого повергает в прах неверующего!
При этих словах Аввакума, порыв ветра неожиданно ворвался внутрь. С силой хлопнуло окно, и на пол со звоном полетели остатки стекол.
Стоголов вздрогнул, мрачно разглядывая церковника из — под капюшона. Он не думал сдаваться, и Афанасий понял, что поединок переходит в решающую стадию.
— Ты врешь, церковник, зато природные силы всегда на нашей стороне! Смотрите! Вниз, на площадь и крыши домов.
Все увидели, что они усеяны сотнями чаек и бакланов.
— Чудо! Сколько священных птиц, послано сюда! Чайки привезут наших идолов в колесницах, а могучие бакланы принесут солнце.
Глаза Аввакума вдруг зажглись тем блеском, который Афанасий уже не раз видел прежде.
— Чудо совершает только ниспосылаемая Божья благодать! Это дар, исходящий от Бога. Так и молящийся блаженный Сергий, однажды, увидел чудо — множество птиц, и был ему глас: множатся несчетные иноки, подобно сим птицам, а идущие по твоим стопам будут украшены. Но ты не блаженный, мерзкий Стоголов, они следуют за мной, сгинь, сатана!
Неожиданно, эти десятки белых птиц на улице встрепенулись. Они устремились к разбитым окнам с шумом и гоготанием, заслоняя свет мелькающими крыльями и накрывая людей за спиной Стоголова. Наступила кутерьма. Афанасий видел сквозь мельтешение крыльев, как Стоголов пропал со своего места и в следующий момент возник рядом с Аввакумом, занеся над его головой длинный нож.
— Берегитесь, он рядом!.. — Договорить, Афанасий не успел.
Аввакум с бешеным лицом притянул к себе Стоголова и вонзил ему в шею свой серебряный крест до верхней перекладины. Кровь фонтаном брызнула на стол и в лицо Афанасию. Кровь была теплая: он почувствовал ее вкус на губах.
С охранниками Стоголова тоже было кончено. Они бесформенными грудами валялись на полу, а птицы, сделав свое дело, вылетали на улицу через окна. Афанасий видел
— Они все опоены языческой дрянью, как и наши «богатыри» в грузовиках! Он и нас хотел напоить! — Возбужденный Аввакум вытирал кровь с креста об одежду мертвого Стоголова. — Среди этих «поганых» на площади, наверное, и грамотных-то за последние годы не осталось, но пусть хоть внемлют слову Божьему. Пойдем на балкон.
Они вышли.
— На колени! — раздался звучный бас Аввакума над городом и остолбеневшими людьми.
Птицы бешено кружились над площадью и, если кто-то не слышал приказа иезуита, подлетали — и окровавленный человек падал ниц. Вскоре, вся коленопреклоненная площадь покорно слушала церковника. Он был краток.
— Я здесь, чтобы устрашить и разогнать одержимых неверием! Пришло время сокрушить и попрать идолы. Мои священники будут крестить вас сотнями, мужей выше моста, а жен ниже. Если кто-то посмеет ослушаться святых людей, будет предан смерти через сожжение!
Аввакум устало закончил, и они с Афанасием стали спускаться. Некоторые из охранников Стоголова были еще живы и теперь, окровавленные, стонали, не в силах подняться.
— Здание думы — сжечь! Вместе с «погаными» наверху! Надо очистить город от скверны, — отдал Аввакум короткий приказ офицеру, подбежавшему со стороны грузовика. Того заметно шатало. — Привезите моих священников. Они крестят всех неверных, а тех, кто был крещен, но предал веру, — заново, каленым железом!
Он встал на колени лицом к догорающему храму и трижды перекрестился.
— Мы возвращаемся в Москву. Благодарю тебя, Афанасий!
37. Твари. Океан. Величание Преподобному
— Этот катер не слишком хлипкий?
Людвиг с сомнением ступил на палубу и сразу закурил сигарету, глубоко втягивая дым.
— Боитесь утонуть?
Алексий через три дня после смерти Афри пригласил агента порыбачить, объяснив это желанием забыться и успокоиться среди океанских волн. Людвиг бросил окурок за борт, и к нему сразу подплыла маленькая любопытная рыбка.
Дронов поздоровался с капитаном — похожим на пирата чернокожим хозяином суденышка, в грязной белой майке и потрепанных шортах. В его жестах и взгляде была заметна привычка отдавать приказы и чувство собственного достоинства. Казалось, он не обращал внимания на обычных пассажиров, решивших развлечься рыбалкой. Прищуренные, шоколадные глаза неотрывно смотрели только вперед по курсу.
Вскоре, они были далеко от берега. Отсюда, из открытого океана, открывался вид на Кадингир в утренней дымке. Капитан принялся подавать из трюма снасти. Солнце уже палило не по — зимнему, и Дронов представил, как жарко здесь бывает летом.
— Интересно, можно ли увидеть в океане Новый Вавилон?
— Нет, до него далеко. Там мины, мудреные системы защитных полей, они не дают не то что приблизиться, но даже отыскать плавучий остров. Мы пытались его обнаружить, и американцы тоже. Не хотите хорошего виски? Захватил с собой, хоть и знаю, что вы не пьете.
Людвиг плеснул в два стакана.
— За успех!
Дронов посмотрел сквозь ячменную жидкость на солнце, любуясь игрой света. Он слышал, как чернокожий капитан, все еще возится и гремит чем — то в трюме.