«Новый завет»
Шрифт:
Пётр, Филипп, Павел и иже с ними решили отделяться и создать абсолютно новую религию, а значит, абсолютно новую церковь, которая сможет принять в своё лоно людей любой национальности.
Это открывало такие перспективы, что…
По прибытии в Иерусалим Павел пошёл к Иакову. Иаков заделался настоящим чинушей — принял Павла в окружении пресвитеров. Важно кивнув головой, Иаков разрешил Павлу говорить.
Павел принял игру и подобострастно отчитался о проделанной работе. Верхушка его внимательно
«Видишь брат, сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они ревнители Закона».
Мягко так, но это лишь со стороны. С этой фразы стало ясно, что живым Иаков Павла не выпустит.
«А о тебе наслышались они, что ты всех иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям. Итак, что же? Верно соберется народ, ибо услышит, что ты пришел».
Он его не только ставил на место, нет. Иаков пугал Павла, угрожал ему. В другое время и в другом месте Павел в одиночку собрал бы всю эту зажравшуюся когорту, связал бы их по рукам и ногам, и такое бы с ними сделал…
В те дни, когда он преследовал учеников Иисуса, вся эта компашка была бы ему на один зубок. Даже крестившись, Павел превзошёл всех их своими подвигами. Они безвылазно сидели в Иерусалиме, говорили умные слова и рассылали по церквам (которые основал он, Павел) бессмысленные директивы.
А он за это время обошёл почти всю империю, и такого повидал, что им не снилось. Вот только бы в Рим ещё сходить…
А, пока что, он стоял перед ними, словно провинившийся школьник и делал вид, что кается. Иаков наслаждался.
«Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними, и возьми на себя издержки на жертву за них, и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать Закон».
Это и был приговор. Смертный приговор. Иаков посылал Павла в иерусалимский храм — на верную смерть.
Иаков заставил Павла совершить иудейскую процедуру очищения. Это означало, что церковь считает его грязным, нечистым, грешным. Более того, к нему приставили соглядатаев.
Иаков показывал, что церковь ему не доверяет, и хотел продемонстрировать это недоверие остальным жителям Иерусалима. И, наконец, его заставили после очищения придти в храм — в руки первосвященников.
И Павел согласился. Понятно, что у него был какой-то план. У него и у Петра. И у их ангела. Но наличие плана не давало никаких гарантий. Павел не сомневался ни секунды — такие люди не колеблются. Никогда.
«Павел, взяв тех мужей и очистившись с ними, в следующий день вошёл в храм и объявил окончание дней очищения».
Павел вошёл в храм. Иаков улыбался. Павел тоже.
«Асийские
Весь город пришел в движение, и сделалось стечение народа…
И, схватив Павла, повлекли его вон из храма, и тотчас заперты были двери…
Когда же они захотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился».
До тысяченачальника лишь дошла весть, но разъяренная толпа уже держала Павла в своих руках, а человеческая жизнь — такая хрупкая штука…
Этот Павел, он был настоящим экстремалом и очень рисковым человеком. Шансов выжить у него было один из тысячи.
Вы сыграли бы при таких ставках? То-то же. Павел сыграл.
«Он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них; они же, увидев тысяченачальника и воинов, перестали бить Павла».
Павла заковали в цепи. Тысяченачальник спрашивал: «Кто он и что сделал?»
Ментовский подход — заковать человека в кандалы, бросить его на нары, а потом спрашивать, что случилось. На то и был сделан расчёт.
«И повелел вести его в крепость».
Теперь придётся составлять протокол, заводить дело… А Павел — римский гражданин. Хитро.
Ситуация была неуправляемой, просчитать что-либо было невозможно, в любой момент его могли убить. Но он разыгрывал свою партию так, словно сидел в кресле у камина.
«Когда же он был на лестнице, то воинам пришлось нести его по причине стеснения от народа, ибо множество народа следовало и кричало: «Смерть ему!».
Вы можете себе это представить? Каким должно было быть столпотворение, если конвоиры несли его на руках по лестнице? Шум, гам, тумаки, плевки, оборванные полы, угрозы…
И в этом шуме Павел вдруг заговорил с тысяченачальником по-гречески. Его фраза подействовала на чинушу, как удар током.
«Павел сказал тысяченачальнику: «Можно ли мне сказать тебе нечто?» А тот сказал: «Ты знаешь по-гречески?»
— Знаю, — сказал Павел и попросил разрешения обратиться к народу.
— Обращайся, — сказал командир.
«Когда же тот позволил, Павел, стоя на лестнице, дал знак рукою народу; и, когда сделалось глубочайшее молчание, начал говорить на еврейском языке…»
Павел хотел оправдаться перед народом? Вряд ли. Он не знал за собой вины. Ему нужно было придать народным страстям определённое направление. И он его придал.
«Мужи братия и отцы! Выслушайте теперь мое оправдание перед вами… Я иудей, родившийся в Тарсе… Я до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу…»
Он поведал им историю своего обращения, которую и так знала каждая собака в Иерусалиме. А потом… Он рассказал нечто новое о своём видении возле Дамаска.